– Да будет свет!

Мгновенно свет залил комнату.

Винсент находился в полной отключке, прерывисто, с хлюпаньем дыша сквозь поврежденное горло.

В воздухе пахло порохом и горячим металлом.

Бен скатился с лежащего без сознания Винсента, на четвереньках добрался до «магнума» и с облегчением схватил его.

Рейчел рискнула вылезти из-за стола. Наклонилась и подобрала свой пистолет, который Винсент тоже выронил. Одарила Бена взглядом, в котором смешались шок, изумление и недоверие.

Он снова подполз к Винсенту и осмотрел его. Пальцем поднял одно веко, потом другое, проверяя, нет ли неравномерного сужения зрачков, что говорило бы о серьезном сотрясении мозга или какой-нибудь иной мозговой травме. Осторожно осмотрел правый висок, куда он дважды ударил его ребром ладони. Пощупал горло. Убедился, что лысый хоть и с трудом, но дышит, так что травма скорее всего не очень серьезная. Взял руку, нащупал пульс, посчитал его. Вздохнув, заметил:

– Слава тебе, Господи, жить будет. Иногда трудно рассчитать, сколько силы достаточно… а сколько многовато. Но он не умрет. Некоторое время пробудет без сознания, а когда придет в себя, ему понадобится врач, но к нему он сможет добраться самостоятельно.

Потерявшая дар речи Рейчел во все глаза смотрела на Бена.

Он взял подушку с кресла и подложил ее под голову Винсента, распрямив таким образом трахею на случай внутреннего кровотечения.

Затем быстро обыскал Винсента, но папки с проектом «Уайлдкард» не обнаружил.

– Он, верно, приходил сюда не один. Они открыли сейф и забрали содержимое, а он остался поджидать нас.

Рейчел положила руку ему на плечо. Он поднял голову и встретился с ней взглядом.

– Бенни, черт побери, ты же всего только торговец недвижимостью.

– Ну да. – Он как будто не понимал подтекста в этом вопросе. – И чертовски неплохой.

– Но… как ты с ним расправился… как ты… так быстро… жестоко… так уверенно…

С почти болезненным удовлетворением он наблюдал, как она медленно осознавала, что не только у нее есть тайны.

Решив жалеть ее не больше, чем она до сих пор жалела его, – пусть помирает от любопытства, – Бен сказал:

– Пошли. Давай убираться отсюда ко всем чертям, пока никто не объявился. Я в этих грязных играх мастер, но это не значит, что я получаю от них удовольствие.

Глава 8 На помойке

Когда старый пьяница в засаленных штанах и драной гавайской рубашке забрел в тупичок, заставленный пустыми ящиками, и вскарабкался на мусорный контейнер в поисках Бог весть каких сокровищ, оттуда выскочили две крысы, перепугав его. Он свалился с самодельной лестницы, едва успев разглядеть лежащее на мусоре тело мертвой женщины в летнем кремовом платье с синим поясом.

Пьяницу звали Перси. Фамилии своей он не помнил.

– Не уверен, что она у меня вообще была, – сказал он, когда немного погодя Вердад и Хагерсторм допрашивали его тут же в тупичке. – Честно говоря, я уж и не припомню, когда я ею последний раз пользовался. Наверное, какая-то была, но память уже не та, и все из-за этого дешевого вина, этого зелья – единственного дерьма, которое я могу купить.

– Ты думаешь, этот придурок убил ее? – спросил Хагерсторм Вердада с таким видом, как будто алкаш мог их слышать, только если они обращались к нему непосредственно.

Рассматривая Перси с глубоким отвращением, Вердад ответил таким же тоном:

– Не похоже.

– Ну да. А если он и видел что-то важное, то все равно не понял, что к чему, и наверняка уже забыл.

Лейтенант Вердад промолчал. Будучи иммигрантом, выросшим в куда менее благополучной и справедливой стране, чем та, которой он поклялся в верности, он не понимал таких пропащих людей, как Перси, и не умел быть с ними терпеливым. Родившись гражданином Соединенных Штатов, что в глазах Вердада было бесценным преимуществом, как мог такой человек отвернуться от всех открывающихся ему возможностей и выбрать деградацию и нищету? Джулио знал, что должен более сочувственно относиться к таким парням, как Перси. Возможно, этот человек страдал, пережил какую-то трагедию, может быть, его обделила судьба или жестокие родители. Выпускник психологического отделения полицейской академии, Джулио был хорошо натаскан в таких вопросах, как психологические и социологические аспекты философии парии-жертвы. Но ему легче было понять ход мыслей существа с Марса, чем такого вот пропащего человека. Потому он устало вздохнул, поддернул обшлага своей белой шелковой рубашки и поправил жемчужные запонки сначала на правой руке, потом на левой.

– Знаешь, мне иногда кажется, – продолжал Хагерсторм, – что это закон природы: каждый потенциальный свидетель в этом городе оказывается пьяницей, который к тому же три недели не подходил к ванне.

– Если бы наша работа была легкой, – заметил Вердад, – мы бы ее так не любили, верно?

– Верно. Господи, ну и воняет же от него! Перси, казалось, не замечал, что говорят о нем. Он отлепил кусок какого-то мерзкого мусора, прилипшего к рукаву его гавайской рубашки, громко, раскатисто рыгнул и вернулся к теме своих подпорченных мозгов:

– Дешевое пойло сушит мозги. Богом клянусь, я думаю, мой мозг ссыхается на немного каждый день, а в пустые места набиваются всякие волосы и мокрые старые газеты. Я думаю, ко мне подкрадывается кошка и плюет мне волосами в уши, когда я сплю. – Он говорил совершенно серьезно и явно побаивался этого смелого и хитрого животного.

Несмотря на то что Перси не мог вспомнить своей фамилии или чего-либо еще путного, у него хватило серого вещества, затерявшегося между волосами и мокрыми старыми газетами, чтобы сообразить, что, найдя труп, надо немедленно позвонить в полицию. Хоть его вряд ли можно было причислить к столпам общества или даже просто порядочным, законопослушным гражданам, он немедленно кинулся искать представителей власти. Он подумал, что может получить вознаграждение за то, что нашел труп на помойке.

Лейтенант Вердад прибыл на место вместе со специалистами из отдела криминальных исследований час назад. Оставив тщетные попытки допросить Перси, он наблюдал, как техники устанавливают осветительные приборы. И увидел, как из помойного ящика выскочила крыса, потревоженная помощниками следователя, которые как раз начали извлекать мертвую женщину из мусорного контейнера. Шкура у крысы была вся в грязи, хвост длинный, розовый и мокрый. Отвратительное создание рванулось вдоль стены здания к выходу из тупика. Джулио потребовалось все его самообладание, чтобы не вытащить пистолет и не выстрелить в крысу. Она подбежала к проломанной канализационной решетке и скрылась.

Джулио ненавидел крыс. Один их вид разрушал его собственное представление о себе как американском гражданине и офицере полиции, созданное девятнадцатью годами усердного труда. Когда он видел крысу, с него сразу же слетало все, чего он достиг почти за два десятилетия, и он снова становился жалким маленьким Джулио Вердадом из трущоб Тайджуаны, где он родился в халупе из обломков досок, ржавых бочек и рубероида. Если бы право на проживание там зависело от простого количества, то халупой владели бы крысы, которые в несколько раз превосходили числом семерых членов семейства Вердад.