Убедившись, что в сэндвиче нет ничего лишнего, Пигги берет его двумя руками, подносит ко рту, откусывает кусок.
Прикидываясь, что трапеза дочери совершенно ее не интересует, Лунная девушка оглядывает прекрасно сшитое платье поднятой с пола куклы.
Несмотря на умственные недостатки, Пигги на определенном уровне талантливая самоучка. У нее прекрасный художественный вкус, она рисует и складывает удивительные коллажи из картинок, которые вырезает из журналов.
Среди прочего, она научилась шить и вышивать. Когда они переехали в этот дом, Пигги нашла комплект всего необходимого для шитья и сотни катушек разноцветных ниток, оставленных прежними владельцами дома. Методом проб и ошибок, руководствуясь, как считает Харроу, интуицией простака, она стала настоящей мастерицей и теперь заполняет долгие часы шитьем и вышивкой.
Лунная девушка тем временем находит на столе (там Пигги разложила все необходимое для работы) маленькие ножницы с тонкими острыми концами. Использует их для того, чтобы распороть искусную вышивку на платье куклы. Она выпарывает нитки с обеих сторон платья, и скоро перед ней вырастает горка разноцветных обрывков, которые она надергала из платья.
Пигги благоразумно не комментирует уничтожение ее трудов. Никак не показывает, что видит, чем занимается мать.
— Сэндвич вкусный? — спрашивает Лунная девушка.
— Вкусный, — отвечает Пигги.
Если Лунная девушка действительно намерена сжечь дочь завтра вечером, для нее это одна из последних возможностей помучить ребенка. И она не собирается ее упускать.
— Поешь картофельного салата, — говорит Лунная девушка.
Пигги издает некий звук согласия, но вместо того чтобы снять крышку с контейнера, вновь откусывает от сэндвича.
Учитывая все места, где мог бы оказаться Харроу, если бы принимал иные решения, ему повезло, что он сейчас здесь. Когда-то он думал, что деньги — это главное. С тех пор уже выяснил, что деньги важны, если с их помощью можно купить власть, а власть важна, если ею можно пользоваться творчески и не испытывая ни малейших угрызений совести.
— Салат очень хороший, Пигги, — настаивает Лунная девушка.
Поскольку планета вращается и мир меняется, солнечный луч должен уйти с граненой вазы, но он не сдвигается с места, и Харроу по-прежнему видит окровавленные шипы.
— Пигги?
Вот тут Харроу впервые замечает, что стеклянные призмы вычленяют из солнечного света синюю и желтую составляющие и отбрасывают их на потолок. Так что над головой девочки гуляют сполохи.
Лунная девушка сверлит дочь звериным взглядом. На висках набухли вены.
Завтра вечером — огонь, но сегодня — фейерверки.
Увидев мужчину, который вышел из куонсетского ангара, крошечную фигурку, от которой их отделяла четверть мили, Бобби Онионс снял ногу с педали газа, и «Лендровер» медленно покатился под уклон.
— Кто этот парень?
— Он называет себя Элиотом Роузуотером.
— Ты не думаешь, что это его настоящие имя и фамилия.
— Не думаю.
— А что написано в чеке?
— Он платит наличными.
«Лендровер» подпрыгивает на выбоинах.
Когда Бобби посмотрел в зеркало заднего обзора,
Пери знал, что он там может увидеть. Они отъехали на какую-то четверть мили от двухполосного шоссе, но уже создалось ощущение, что путь назад будет очень долгим.
Далеко впереди, примерно в тысяче ярдов за ангарами, равнина начинает подниматься к холмам. На востоке земля уходит в пыльный туман, на западе — тает в заходящем солнце.
— Почему встречаться надо в таком богом забытом месте? — спросил Бобби.
— В пустыне есть свойственная только ей удивительная прелесть.
— Ты что, подрядился рекламировать торгово-промышленную палату Мохаве?
Земля бесцветная, как бетон, большая часть растительности выжжена солнцем, если не считать островков пурпурного шалфея.
— Очень уж тут одиноко.
— Может, расслабишься, а? Он не хочет, чтобы его видели со мной. Для него это большой риск. Я сегодня совершил для него пару-тройку преступлений… помнишь? Мне не хочется лишиться лицензии частного детектива, так что такое укромное место устраивает и меня.
Хотя вечер близок, солнце в пустыне жарит, словно в полдень. Искривленные мескитовые деревья напоминают кованые железные скульптуры, а у закругленных крыш куонсетских ангаров края острые, будто ножи.
— А кроме того, — продолжает Верн, — он не может бросить здесь самолет, чтобы встретиться с нами в уютном кафетерии. Прежде я уже имел с ним дело. Все будет хорошо.
— Когда прежде?
— Восемь месяцев тому назад. Обыскивал для него дом архитектора.
— Какого архитектора?
— Меньше знаешь — лучше спишь.
— Тогда ты тоже встречался с ним здесь?
— Да.
— В тот раз ты обошелся без меня. К кому обращался?
Верн вздохнул.
— Если уже тебе так интересно, к Дирку Каттеру.
— Господи, Верн, да он же совершенно безмозглый. Ты пользовался услугами Дирка Каттера, прежде чем позвонить мне?
— По крайней мере, это его настоящие имя и фамилия, он их не менял. Я обращался к нему, потому что у него внедорожник. У тебя тогда не было «Ровера».
— Да. Точно. Я еще ездил на говняной «Хонде».
— А на моем «Шеви» сюда не доехать. Как ты смог позволить себе «Ровер»?
Бобби улыбнулся, подмигнул.
— Благодарная дама.
Верн поморщился.
— Не хочу об этом слышать.
— Расскажу тебе на обратной дороге, — Бобби мягко придавил педаль газа. — Но почему архитектор?
— Ты не можешь заткнуться, так? Говоришь и говоришь.
— Я — детектив. Ты меня привлек к этому делу. Любопытство, никуда не денешься.
— У архитектора роман с телкой. Этот парень хотел знать об архитекторе все, потому что тот встречается с телкой.
— Сегодняшней телкой? — уточнил Бобби.
— А откуда мне знать другую?
Бобби опять сбавил скорость.
— Он хочет знать все об архитекторе, потому что тот трахает телку, потом, через восемь месяцев, он дает тебе задание подчистить дом телки. И что все это означает?
— Не знаю.
— Все это действительно интересно, не так ли?
— Не так уж и интересно, — покачал головой Верн.
— Ты можешь его спросить.
— Если он сразу ничего мне не сказал, значит, это не мое дело. Клиента не спрашивают, почему он к тебе обращается.