— А знаешь, что, по-моему, будет забавным?
Я не ответил.
— Ты думаешь, будет забавно, если я ударю молотком по руке этого урода?
Над моей головой восьминогий арфист сдвинулся с места, и от бесшумных арпеджио завибрировали туго натянутые нити паучьего шелка.
— И разбиваемые кости зазвенят, как стекло?
Я ответил не сразу. Подумал перед тем, как открыть рот.
— Извините.
— За что это ты извиняешься?
— Я извиняюсь за то, что обидел вас шуткой про эскимоса.
— Беби, я не обиделась.
— Рад это слышать.
— Я просто разъярилась.
— Извините. Я серьезно.
— Не будь занудой.
— Пожалуйста, не причиняйте ему вреда.
— А почему нет?
— А почему да?
— Чтобы получить то, что мне нужно, — ответила она.
— А что вам нужно?
— Чудес.
— Может, у меня плохо с головой, я точно знаю, что плохо, но я вас не понимаю.
— Чудес, — повторила она.
— Скажите мне, что я должен сделать.
— Что-то удивительное.
— Что я должен сделать, чтобы вы его не трогали?
— Ты меня разочаровываешь.
— Я пытаюсь понять.
— Он гордится своим лицом, не так ли? — спросила она.
— Гордится? Не знаю.
— Это единственная неизломанная его часть.
Во рту у меня пересохло, и не из-за жары и духоты, которые царили в будке.
— У него красивое лицо, — добавила она. — Пока.
И разорвала связь.
Я подумал о том, чтобы набрать «*69» и посмотреть, соединят ли меня с ней, пусть она и заблокировала свой номер и он не высветился на дисплее. Но не сделал этого, придя к выводу, что это решение не из лучших.
Хотя короткие фразы, которыми она разговаривала, не рассеяли пелену ее загадочности, одно стало ясно. Она привыкла рулить и на любой брошенный ей вызов реагировала враждебно.
Поскольку себе она отвела активную роль, то от меня ожидала пассивности. Если бы я отзвонился ей через звездочку-шесть-девять, она разъярилась бы еще больше.
Я сунул телефон в карман.
Паук спускался со своей паутины на шелковой нити, лениво вращаясь в застывшем воздухе, лапки подрагивали.
Я вывернул личинку, распахнул дверь и оставил пауков заниматься привычными им делами.
Такой огромной оказалась система ливневых тоннелей, таким странным показался мне этот телефонный разговор, что я бы даже особо не удивился, если бы, переступив порог, оказался в Нарнии.
Фактически же я поднялся на поверхность за пределами Пико-Мундо, но и не в волшебной стране. Со всех сторон я видел кусты, жесткую траву, выпирающие из земли камни.
Эта будка стояла на бетонной плите, квадрате со стороной порядка десяти футов. По периметру плиту окружал забор из металлической сетки.
Я прошелся вокруг будки, изучая окрестности, пытаясь засечь того, кто бы мог за мной следить. Удобных для наблюдения за будкой мест не обнаружил.
Когда стало ясно, что укрываться в будке от выстрелов не придется, я перелез через забор.
На каменистой почве следы отсутствовали. Полагаясь на интуицию, я направился на юг.
Солнце уже добралось до верхней точки, так что до наступления раннего зимнего вечера оставалось не более пяти часов.
На юге и на западе небо лишь на чуть-чуть отличалось от идеальной синевы, словно немного выцвело от яркого солнечного света, который тысячи лет отражался от поверхности Мохаве.
Зато позади меня, на севере, небосклон затянули мощные, грязно-серые облака. Кое-где ставшие уже иссиня-черными.
Отшагав сотню ярдов, я поднялся на низкий холм. А потом спустился в долину, где почва была мягкой и на ней оставались следы. Все тех же трех похитителей и пленника. Дэнни все сильнее подтаскивал правую ногу. Я понимал, что это свидетельство острой боли и отчаяния.
У большинства больных, страдающих несовершенным остеогенезом (НО), ломкость костей значительно уменьшается после того, как эти люди становятся взрослыми. Дэнни относился к их числу.
У взрослых больных НО риск сломать руку, ногу или какую другую кость лишь чуть выше, чем у здоровых людей. От детства и отрочества им достаются ломаные-переломаные тела, некоторые теряют слух от отосклероза, но в остальном худшие последствия генетических нарушений остаются в прошлом.
Тем не менее, пусть кости у Дэнни уже не были такими хрупкими, ему следовало соблюдать осторожность. Теперь он не мог сломать запястье, слишком резко бросив кубик с цифрами на гранях во время настольной игры, как случилось с ним в шесть лет, но год тому назад, упав, сломал лучевую кость правой руки.
Несколько мгновений я изучал следы, оставленные женщиной, гадая: кто она, что задумала? Почему?
По долине я шел по их следам двести ярдов, прежде чем они исчезли на каменистом склоне.
Когда я начал подниматься по нему, зазвонил спутниковый телефон.
— Одд Томас? — спросила она.
— Кто еще?
— Я видела твою фотографию.
— На фотографии уши у меня всегда больше, чем на самом деле.
— Ты так выглядишь.
— Как выгляжу?
— Как мундунугу.
— Что это за слово?
— Ты знаешь, что оно означает.
— Извините, понятия не имею.
— Лжец. — Злости, однако, в голосе не слышалось.
— Тебе нужен этот маленький урод?
— Мне нужен Дэнни. Живым.
— Ты думаешь, что сможешь найти его?
— Я пытаюсь.
— Раньше ты был таким шустрым, а теперь вдруг стал чертовски медлительным.
— Что вы, по-вашему, знаете обо мне?
— А есть что знать, беби? — воркующим голосом спросила она.
— Не так чтобы много.
— Надеюсь, это неправда, иначе Дэнни не поздоровится.
Внезапно у меня возникло крайне неприятное ощущение, что доктора Джессапа убили… из-за меня.
— Вы же не хотите навлекать на себя еще большие неприятности.
— Никто не сможет причинить мне вред, — заявила она.
— Это правда?
— Я непобедима.
— Хорошо.
— И знаешь почему?
— Почему?