Если бы я мог предположить, что она собирается сесть мне на колени, вскочил бы до того, как Датура обошла стол. К тому моменту, когда я понял, каковы ее намерения, она уже сидела.
Ее теплое дыхание, овевающее мое лицо, пахло вином.
— Ты догадался, к чему все идет?
— Еще нет.
— Я хочу, чтобы ты выпил со мной. — И она поднесла стакан с вином к моим губам.
Она держала стакан с вином в руке, проткнутой шипами, которую лизали и сосали эти двое мужчин.
Накатила новая волна тошноты, я чуть повернул голову, чтобы прохлада стакана более не касалась моих губ.
— Выпей со мной. — Ее обволакивающий, с легкой хрипотцой голос действовал и при таких обстоятельствах.
— Не хочу вина, — ответил я ей.
— Но ты хочешь, беби. Ты просто не знаешь, что хочешь. Ты сам еще этого не понимаешь.
Она вновь поднесла стакан к моим губам, и я второй раз повернул голову.
— Бедный Одд Томас, — проворковала она. — Так боится, что его развратят. Ты думаешь, я — грязная?
Если б я оскорбил ее, для Дэнни это могло закончиться плачевно. После того как она заманила меня сюда, необходимость в нем отпала. Она могла наказать меня, нажав черную кнопку на пульте дистанционного управления.
Поэтому я ответил:
— Дело в том, что я легко простужаюсь, вот и все.
— Но сейчас ты не простужен.
— Как знать. Может, и простужен, только простуда еще не проявила себя.
— Я принимаю эхинацею. И тебе советую. Сразу перестанешь простужаться.
— Я не очень-то верю в траволечение.
Левой рукой она обняла меня за шею.
— Тебе промыли мозги большие фармацевтические компании, беби.
— Вы правы. Скорее всего, промыли.
— Большие фармацевтические компании, большие нефтяные, большие табачные, большие медиа-компании… они забрались в голову каждого. Тебе не нужны созданные человеком химикалии. У природы есть лекарства от всего.
— Бругманзия очень эффективна, — вставил я. — Я бы с радостью воспользовался сейчас листьями бругманзии. Или цветами. Или корнями.
— Я не знаю, что это за растение.
Под букетом «Каберне совиньон» в ее дыхании улавливался еще один запах, терпкий, даже горький, который я не мог идентифицировать.
Потом мне вспомнилось где-то прочитанное, что пот и дыхание психопатов имеют очень слабый, но четкий химический запах, потому что душевное расстройство сопровождается определенными физиологическими изменениями. Может, ее дыхание пахло безумием?
— Ложка семян белой горчицы защищает от всего дурного, — заявила она.
— С удовольствием бы проглотил целую ложку.
— А чтобы стать богатым, нужно съесть корень чудомира.
— Это проще, чем работать до седьмого пота.
Она вновь прижала стакан к моим губам, а когда я попытался отвернуться, удержала мою голову на месте левой рукой, которой обвивала шею.
Когда же я все-таки не разжал губ, она убрала стакан и удивила меня, засмеявшись:
— Я знаю, что ты мундунугу, но ты так хорошо притворяешься церковной мышкой.
Внезапный порыв ветра плеснул дождем в окна. Она поерзала задом по моим коленям, улыбнулась, поцеловала в лоб.
— Это глупо — не пользоваться лекарственными растениями, Одд Томас. Надеюсь, ты не ешь мясо?
— Я же повар блюд быстрого приготовления.
— Ты можешь жарить мясо, но, пожалуйста, скажи, что ты его не ешь.
— Даже чизбургеры с беконом.
— Это же самоуничтожение.
— И картофель фри, — добавил я.
— Самоубийство!
Она набрала полный рот вина и выплюнула мне в лицо.
— И чего ты добился своим сопротивлением, беби? Датура всегда получает то, что хочет. Я смогу тебя сломать.
«Нет, раз уж это не удалось моей матери», — подумал я и вытер лицо левой рукой.
— Андре и Роберт будут тебя держать, а я зажму пальцами нос. И когда ты откроешь рот, я залью тебе в горло вино. А потом разобью стакан о зубы, и ты сможешь зажевать вино стеклом. Такой вариант тебя больше устраивает?
— Вы хотите увидеть мертвых? — спросил я, прежде чем она вновь поднесла стакан к моим губам.
Несомненно, некоторые мужчины увидели бы синий огонь, вспыхнувший в ее глазах, но приняли бы интерес за страсть. Взгляд-то был холодный и голодный, словно у крокодила.
— Ты сказал мне, что никто, кроме тебя, не может увидеть мертвых.
— У меня есть свои секреты.
— Так ты все-таки можешь подчинять себе призраков.
— Да, — солгал я.
— Я знала, что можешь. Знала.
— Мертвые здесь, как вы и предполагали.
Она огляделась. Тени, отбрасываемые мерцающим светом, подрагивали.
— Не в этой комнате, — уточнил я.
— Тогда где?
— Внизу. Я видел нескольких в казино.
Она поднялась с моих колен.
— Призови их сюда.
— Они предпочитают не покидать то помещение, где находятся.
— В твоих силах призвать их сюда.
— Скорее нет, чем да. Исключения есть, но в большинстве своем призраки держатся того места, где умерли… или где прошли самые счастливые моменты их жизни.
Поставив стакан на стол, Датура спросила:
— Какой сюрприз у тебя в рукаве?
— Я же в футболке.
Датура сощурилась.
— И что все это значит?
Я поднялся.
— Гессель, агент гестапо, он дает о себе знать где-то еще, помимо подвала в том парижском доме? Помимо кабинета, в котором умер?
Она задумалась.
— Хорошо. Мы пойдем в казино.
Для того чтобы облегчить себе перемещение по заброшенному отелю, они принесли с собой две лампы Коулмана, которые работали на сжиженном газе. Эти лампы разгоняли темноту гораздо эффективнее, чем ручные электрические фонарики.
Андре оставил ружье на полу около окна номера 1203, чем убедил меня, что и у него, и у Роберта под пиджаком пистолет или револьвер.
Пульт дистанционного управления остался на столе. Если бы мне не удалось показать Датуре призраков в казино, по крайней мере она бы не смогла сразу взорвать Дэнни. Для этого ей пришлось бы вернуться сюда.
Когда мы уже выходили из номера, она вдруг вспомнила, что с прошлого дня не съела ни одного банана. И это упущение определенно ее озаботило.