Скорсо держал оружие так, как держат его палачи, – в вытянутой руке, целясь мне в лицо.
Орсон с бешеным рычанием бросился на мужчину, но тот оказался проворнее и нанес моему псу страшный удар ногой в голову. Не успев даже взвизгнуть, Орсон отлетел в сторону, грохнулся на пол, затих и больше не шевелился.
Мое сердце упало, словно камень в колодец.
Скорсо снова повернулся ко мне и выстрелил мне в лицо. По крайней мере так мне показалось в ту секунду.
Однако, как выяснилось, за долю мгновения до того, как он успел нажать на курок, в дверях появилась Саша и всадила пулю ему в спину. Выстрел, который я услышал, был сделан не из «глока», а из «чифс спешиал».
Сашина пуля кинула Скорсо вперед, и ствол «глока» ушел в сторону. Пуля, выпущенная им, выбила щепки из тикового паркета рядом с моей головой.
Скорсо был серьезно ранен, но, казалось, даже не обратил на это внимания и резко развернулся, одновременно с этим начав стрелять.
Саша кинулась на пол и откатилась назад, исчезнув из дверного проема, а Скорсо опустошил обойму, выпустив все пули в то место, где только что находилась Саша. Он нажимал на курок до тех пор, пока вместо выстрелов не стали раздаваться сухие щелчки.
Я видел, как на его спине по фланелевой рубашке расползается темно-красное кровавое пятно.
Наконец Скорсо бросил «глок» и повернулся ко мне, раздумывая, раздавить ли мне лицо каблуком или, вырвав глаза, оставить меня здесь ослепленным и умирающим. Затем, решив отказаться от обоих этих удовольствий, он направился к разбитому окну, через которое убежали две последние обезьяны.
Стоило ему выпрыгнуть из окна на веранду, окаймлявшую фасад дома, как в следующий момент на пороге комнаты появилась Саша и – это было невероятно! – кинулась вдогонку за ним.
Я крикнул ей вслед, веля остановиться, но у нее был настолько страшный вид, что я не удивился бы, увидев в глазах Саши тот же смертоносный желтый огонь.
Пока я выбирался из обломков кофейного столика, она успела пересечь комнату и оказалась на веранде. После этого снаружи послышался треск «чифс спешиал», затем еще и еще раз.
События последних нескольких минут показали, что Саша вполне способна постоять за себя, и все же мне хотелось последовать за ней и втащить ее обратно в дом. Даже если она прикончит Скорсо, в ночи может скрываться еще много обезьян – слишком много даже для первоклассного диск-жокея, а ночь эта принадлежит им, а не ей.
Прогремел четвертый выстрел. Затем – пятый.
Я колебался, поскольку Орсон по-прежнему лежал неподвижно. Эта неподвижность была страшной, я" даже не видел, чтобы его бока вздымались и опускались в такт дыханию. Он был либо мертв, либо без сознания.
В последнем случае ему немедленно нужна была помощь. Пес получил страшный удар по голове, и, даже если он остался жив, у него мог быть поврежден мозг.
Я почувствовал, что из глаз моих текут слезы, и, как обычно, прикусил свое горе зубами.
Бобби шел ко мне через комнату, зажимая здоровой рукой рану в плече.
– Помоги Орсону, – сказал я.
Я отказывался верить в то, что моему псу уже нельзя помочь. Мне казалось, что сама мысль об этом сделала бы его смерть страшной реальностью.
Пиа Клик поняла бы меня.
Возможно, сейчас меня понял бы и Бобби.
Лавируя между мебелью и мертвыми обезьянами, давя подошвами битое стекло, я кинулся к окну. Ветер бросал серебристые струи дождя на торчавшие из рамы острые осколки. Стараясь не порезаться, я вылез из окна, сбежал по ступеням крыльца и кинулся в дождевую пелену по направлению к Саше. Она стояла между дюнами, в десятке метров от дома.
Карл Скорсо лежал на песке лицом вниз.
Промокшая, дрожащая, она стояла над ним, всовывая третий – и последний – патронозарядник в барабан револьвера. Похоже, все выстрелы, которые я слышал, поразили цель, но Саше, видимо, казалось, что этого недостаточно.
И правда, Скорсо дернулся и загреб песок распростертыми руками, словно пытаясь закопаться в него подобно крабу.
Вскрикнув от страха, Саша наклонилась и выстрелила еще раз, на этот раз всадив пулю в затылок оборотня.
Затем она повернулась ко мне, плача и даже не пытаясь удерживать слезы. Я уже не плакал, решив, что хотя бы один из нас обязан держать себя в руках.
– Эй, – ласково произнес я.
Она упала в мои объятия.
– Эй, – прошептала она, уткнувшись мне в шею.
Я крепко обнял ее.
Дождь лил так, что я даже не видел городских огней, находившихся меньше чем в миле к востоку отсюда.
Казалось, еще чуть-чуть, и эти небесные потоки растворят Мунлайт-Бей, смоют его с лица земли, словно городок, слепленный из песка.
Но город тем не менее стоял на своем месте. Он переживет эту бурю. И ту, которая последует за ней, и все остальные – до скончания века. От Мунлайт-Бей не убежать. По крайней мере не нам. И не сейчас. Он уже находится в нашей крови. В прямом смысле этого слова.
– Что теперь с нами будет? – спросила Саша, все еще прижимаясь ко мне.
– Дальше будет жизнь.
– Это не жизнь, а дерьмо.
– Она всегда была такой.
– Но обезьяны все еще остаются.
– Может быть, они теперь отстанут от нас. Хотя бы на время – Куда мы отсюда поедем, Снеговик?
– Обратно. Домой. Выпьем пива.
Сашу все еще трясло, но не только из-за дождя.
– А потом? Мы же не можем вечно пить пиво.
– Завтра придут хорошие волны.
– Неужели все так просто?
– Нужно ловить волну, пока ты способен на это.
Мы вернулись к коттеджу. Бобби и очнувшийся Орсон сидели на широкой верхней ступени крыльца.
Между ними как раз оставалось место для нас с Сашей.
Не могу сказать, что мои братья находились в приподнятом настроении.
По мнению Бобби, он нуждался лишь в неоспорине и перевязке.
– Рана поверхностная, – успокоил он нас. – Тонкая, как порез от бумаги, и неглубокая – не больше сантиметра.
– Прими мои соболезнования по поводу рубашки, – сказала Саша.
– Спасибо за сочувствие.
Поскуливая, Орсон поднялся на ноги, спустился по ступеням под дождь, и его вырвало на песок. Этой ночью мы отрыгнули прошлое.
Дрожа от страха, я не мог отвести от него глаз.
– Может, отвезти его к ветеринару? – проговорила Саша.
Я отрицательно покачал головой. Никаких ветеринаров.