Скованный ночью | Страница: 88

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я вспомнил слова Рузвельта, подсказанные Мангоджерри у дома Стэнуиков: «Здесь живет смерть». От ангара исходили те же флюиды, но намного более сильные. Смерть действительно обитала в доме Стэнуиков, но там была ее летняя резиденция. Ее постоянное место жительства находилось здесь.

– Этого не может быть, – с унылой надеждой сказал я.

– Они здесь, – возразил Рузвельт.

– Но мы были здесь прошлой ночью, – возразил Бобби. – Черт побери, вчера их здесь не было!

Рузвельт взял кошку на руки, погладил пушистую голову, пощекотал под подбородком, что-то пробормотал и сказал:

– Кошка говорит, что они здесь были и есть сейчас. Бобби насупился.

– Тут смердит.

– Как в калькуттской канализации, – поддержал я.

– В Калькутте вполне приличная канализация, – возразил Доги. – Можешь мне поверить.

Я решил обойтись без риторического вопроса и вместо этого сказал:

– Если ребятишек украли только для того, чтобы изучать и тестировать, поскольку анализы крови показали, что они обладают иммунитетом к ретровирусу, то они должны быть в генетических лабораториях. Дети могут находиться где угодно, только не здесь.

Рузвельт сказал:

– Мангоджерри говорит, что лаборатория, из которой она убежала, находится далеко на востоке, на пустыре, где когда-то было артиллерийское стрельбище. Она скрыта очень глубоко под землей. Но, по крайней мере, Джимми здесь. И Орсон тоже.

После небольшой заминки я спросил:

– Они живы? Рузвельт ответил:

– Мангоджерри не знает.

– Кошки знают правду, – напомнила ему Саша.

– Но не это, – ответил Фрост.

Мы смотрели на ангар, и я был уверен, что каждый из нас вспоминает аудиозавещание Делакруа. Красное небо. Черные деревья. И трепет внутри.

Сассман вынул из «Хаммера» рюкзак, надел его на спину и сказал:

– Пошли.

Когда на мгновение в багажнике зажегся свет, я увидел оружие Доги. Штука была убийственная. Заметив мой интерес, он промолвил:

– Автомат «узи». С увеличенным магазином.

– Он что, продается открыто?

– Продавался бы, если бы не был автоматом. Доги направился к ангару. Ветер развевал пышную гриву и волнистую бороду, делая его похожим на викинга, оставляющего ограбленную деревню и возвращающегося на корабль с мешком добычи. Для полноты картины ему не хватало только рогатого шлема.

Перед моим умственным взором предстал Сассман в таком шлеме и смокинге, танцующий с супермоделью танго на соревнованиях по бальным танцам.

У моего богатого воображения, как и у монеты, есть лицевая и оборотная стороны.

Проход для людей, проделанный в одной из двенадцатиметровых стальных дверей ангара, был закрыт. Я не мог вспомнить, закрыли ли мы с Бобби его накануне. Может быть, и нет. Удирая отсюда, мы были не в том настроении, чтобы наводить порядок, выключать свет и запирать за собой замок.

У дверей Доги вынул из карманов десантного костюма два фонарика и протянул их Саше и Рузвельту, чтобы у нас с Бобби были свободны обе руки для стрельбы из ружей.

Сассман толкнул дверь. Она открывалась внутрь.

Сашина манера переступать порог была еще более безукоризненной, чем манера вести радиопередачи. Она скользнула влево от двери, включила фонарь и осветила пещеро-образный ангар, который был слишком велик для того, чтобы луч долетел до его противоположной стены. Но она ни в кого не выстрелила, и никто не выстрелил в нее; из этого следовало, что наше присутствие здесь еще не обнаружено.

Бобби последовал за ней, держа ружье на изготовку. Вслед за Бобби вошел Рузвельт с кошкой в руках. За ним шел я; замыкающим был Доги. Он тихо закрыл за нами дверь, восстановив прежний порядок.

Я выжидающе посмотрел на Рузвельта.

Он погладил кошку и прошептал:

– Теперь вниз.

Я знал дорогу и потому возглавил группу. Вторая звезда справа, и прямо на восток, пока не наступит утро. Следить за пиратами и крокодилами с тикающими часами внутри Цитата из сказки английского писателя Дж. Барри «Питер Пэн»>.

Мы пересекли пустое пространство под рельсами, по которым когда-то двигался портальный кран, и прошли мимо массивных стальных опор, поддерживавших эти рельсы, осторожно обходя глубокие канавы в полу, где раньше помещались гидравлические механизмы.

Пока мы шли, с высоких стальных рельсов спрыгивали мечи тени и сабли света и молча фехтовали друг с другом на стенах и изогнутом потолке. Большинство стекол в высоких окнах было выбито, но в немногих оставшихся вспыхивали отражения, похожие на белые искры, сыплющиеся от скрещенных клинков.

Внезапно меня остановило чувство не правильности происходящего, которое я не мог как следует описать: еле заметное изменение состояния воздуха; слабое покалывание в лице; дрожание волосков в слуховых каналах, отзывавшихся на звуки, которые находились за пределами моего восприятия.

Должно быть, Саша и Рузвельт ощутили то же самое, потому что они развернулись, описав лучами круг.

Доги обеими руками держал «узи».

Бобби оказался возле одной из цилиндрических стальных опор, поддерживавших рельсы крана. Он протянул руку, прикоснулся к колонне и прошептал:

– Брат…

Придвинувшись к нему, я услышал звон, настолько слабый, что невозможно было понять, откуда он доносится. Тем более что он приходил и уходил. Я притронулся к опоре кончиками пальцев и ощутил, что сталь вибрирует.

Внезапно резко изменилась температура воздуха. В ангаре стало нестерпимо холодно, но через секунду стало теплее градусов на пятнадцать-двадцать. Это было бы невозможно даже в том случае, если бы в здании работало давно отключенное отопление.

Саша, Доги и Рузвельт присоединились к нам, инстинктивно образовав круг, чтобы защититься от нападения со всех сторон.

Вибрация опоры становилась сильнее.

Я посмотрел на восточный конец ангара. Дверь, в которую мы вошли, находилась примерно в десяти метрах. Лучи фонарей доставали до нее, но не могли прогнать все тени. Отсюда я видел конец более короткого пролета нависавших над головой рельсов крана. Все казалось таким же, как в ту минуту, когда мы вошли в здание.

Однако до западного конца помещения лучи не доставали: он лежал в восьмидесяти-ста метрах от нас. Насколько я мог видеть, тоже не было ничего необычного.

Меня тревожила лишь неподатливая тьма, скопившаяся в последнем двадцати-тридцатиметровом участке. Она не была сплошной. То было сочетание черного и темно-серого, монтаж теней.

У меня сложилось впечатление, что там скрывается какой-то неясно вырисовывающийся огромный предмет. Высокий и сложный по очертаниям. Что-то черное, серое и так хорошо замаскированное темнотой, что глаз не мог уловить его абрис.