Сам оттрубил два года и точно знаю, что там и к чему. Безусловно, речь пойдет именно о сексуальной стороне вопроса. Тем, кто не служил в рядах Советских, а теперь Российских вооруженных сил, этого не понять, а прошедшие эту дорогу сопоставят мои переживания со своими.
Как мы понимаем, уходить из дома в восемнадцать лет, терять прямой контакт с друзьями, а тем более с любимой, страшное дело. Пугает неизвестность и страх потери отношений. Но эти страхи ничто по сравнению с теми муками, которые испытывает молодой, жаждущий сексуального удовлетворения организм впоследствии. Ночные видения и поллюции, как у подростка. Стертые до мозолей и ноющие от постоянной мастурбации руки. Клокочущее сердце при виде немолодой и не очень стройной, но облаченной в облегающую армейскую юбку и гимнастерку штабницы. Слезы молоденьких мальчиков на плече у давно замужней медсестры в госпитале. УЖАС! Как вспомню, так вздрогну. Безусловно, так происходит не со всеми, но многие делились со мной примерно такими же переживаниями.
Мне самому довелось полежать в батальонной санчасти пару недель. Холодно на Северном Урале зимой, вот и застудился маленько. Была у нас там медсестра Ира. Женщина лет тридцати пяти, немного полноватая и не так чтобы сильно красивая. Нет, в юности явно была краше, но за годы службы подистаскалась, надо заметить. У нее была привычка ходить в одном нижнем белье под белым халатом. Ткань медицинской спецодежды была тонкая, полупрозрачная, пуговки на немаленькой груди она застегивала не все, да и длина халата была явно неуставная. Точно скажу, клятвенно, что ни до армии, ни после нее я даже не взглянул бы на эту особу и на кого-то похожего. А тут моя кровь взыграла, дыхание сперло, у горла комок. Ира приходила утром делать нам процедуры, днем и вечером раздавала таблетки и шла за стол дежурной сестры.
Каждый вечер после отбоя я шел к Ириному столу и что-то у нее просил. То чайку попить, то температуру померить. Она стала понимать, что мальчику неймется, и улыбалась лукаво, глядя на мои мощи в синем больничном армейском рубище. С каждым разом я задерживался у ее стола все дольше, начались разговоры. Я узнал, что сыну медички пошел семнадцатый год, и он всего-то на годок меня младше. Узнал, что муж ее, прапорщик, служит в батальоне начальником гаража. Узнал, что ей одиноко и холодно бывает в длинные зимние ночи на посту в санчасти. Через неделю мы стали целоваться, уединившись в процедурной. Я гладил ее мягкие, подвислые груди, трогал крупную, изрядно низкую задницу и потел от желания уложить ее уже прямо тут на кушетку и вогнать свой истосковавшийся поршень в ее цилиндр. Как я этого хотел тогда – просто страшно представить. И это при том, что дважды за время службы побывал в отпуске и все это время расслаблялся с женой. А каково было тем парням, что от звонка до звонка, вернее от приказа до приказа безвылазно провели в казармах, – даже не могу себе нафантазировать!
Но желание мое упиралось в чувство вины перед супругой. Я хотел медсестру и боялся этого своего желания одновременно. Я проклинал себя за слабость, но не мог совладать с постоянно, практически перманентно торчащим своим членом. В ту ночь, слава богу, так ничего и не вышло, хотя оставалось совсем немного. Зазвонил телефон, и Ира, одергивая халат, поправляя лифчик и застегивая пуговицы, отбросив меня, словно ватный шарик, ринулась к трубке. Звонил ее прапорщик.
Я на ватных ногах, заталкивая изо всех сил свое достоинство в штаны, побрел в свою палату. На своих пружинах удовлетворил себя сам, руки-то не отсохли, и, укрывшись с головой, стал глотать слезы. Как-то не спалось мне. Минут через десять моя неудавшаяся любовница тихонько вошла и встала надо мной. Я затаился, начал громко и ровно дышать, похрапывая, делая вид, что уже сплю. Через щелочку из-под одеяла я наблюдал, что она будет делать. Ирина тронула меня за плечо, тихонько, чтобы никого не разбудить, позвала. Я не отозвался. Она позвала снова. Я снова промолчал, хотя бороться с желанием откинуть одеяло было почти невозможно. Я был уже совсем готов откликнуться, если бы она позвала в третий раз. Но она, видимо испугавшись чужих глаз, не позвала. Уже у самой двери Ира оглянулась снова и бесшумно вышла в коридор. Засыпал после этого я очень долго.
Наутро все было спокойно. Медсестра Ирина принесла лекарство, провела со всеми процедуры и даже не взглянула в мою сторону. А вечером меня неожиданно выписали, хотя лежать нужно было еще три дня. Когда я покидал расположение медсанчасти, Ирина украдкой, улучив момент, подошла и тихонько погладила меня по голове, как-то по-матерински поцеловала в лоб и сказала:
– Все у тебя еще будет. Ты такой хороший. Оставайся таким подольше.
Я не нашелся, что ей ответить, просто кивнул и зашагал в казарму. Как-то гаденько было на сердце, склизенько и гулко.
Потом, вспоминая все это, я неоднократно благодарил товарища прапорщика за точно выбранное время для контрольного звонка. Искренне благодарил, серьезно. И думал о том, скольких таких страждущих, как я, Ирина все-таки уваживала до и после, жалея и сострадая. И еще ужасался, как же мог повестись на такое. Как мог хотеть то, чего никогда – ни до, ни после ни за какие деньги хотеть бы не стал.
Честно скажу, для моей психики в мои восемнадцать – двадцать лет и оторванности от большой жизни переносить воздержание такое длительное время было большим испытанием, чем марафоны по полной боевой и ползание в грязевом дерьме. Как оказалось, мне было проще переносить спецназовские спарринги и спецподготовку, дремучую дедовщину и малопригодную еду, чем отсутствие регулярного и полноценного секса. Не знаю, только ли мне одному это так тяжело далось, но подозреваю, что похожих историй у служивых ребят было немало. И опять же предполагаю, что такого рода стрессы не могут не отражаться как на физическом, так и на сексуальном здоровье мужчин в дальнейшем. Если сейчас я не испытываю заметных проблем в сексуальной сфере, то неизвестно, когда и как это может всплыть в более серьезном возрасте.
А теперь вернусь к своему рассказу. Мне казалось, что беременность, роды, а потом ребенок отвлекут мою невесту от тяжкого ожидания и она будет моей и только моей... Но она ответила, что хочет пожить в свое удовольствие, что рановато еще заводить детей, что мы это всегда успеем.
Прошу обратить внимание на еще одно сообщение в форуме.
СООБЩЕНИЕ В ФОРУМЕ
Саммер:
Ранние браки – это пятьдесят на пятьдесят. Бытует мнение, что они в большинстве случаев распадаются, т.к. люди еще о жизни ничего не знают, деньги зарабатывать не умеют, по жизни еще сами не определились, а тут уже семья, какие-то обязанности и дети. Но также есть мнение, что пока молодые, характеры могут притереться. А если есть хоть еще немного мудрости, то проблемы можно преодолеть вместе.
Вот в части мудрости как раз и проблемы, откуда ей взяться в восемнадцать-то лет?! В этом возрасте все кажется возможным, нет проблем ни в какой области. Кажется, что все еще успеется, что все еще может быть, что ты уже и так все знаешь и понимаешь. Полностью поддерживаю Наталью Толстую, уже написавшую, что никакие увещевания родителей, тем более чужих людей, не могут иметь значения.