— Да, за восемьсот долларов в месяц.
— Володя, ты путаешь, эта сумма фигурировала только в самом начале обсуждения твоего оклада. А сошлись мы на трехстах долларах.
— На… На… На трехстах?! — задохнулся он. — А- а! Вспомнил! Это ты путаешь. Как раз в этот момент в офис зашел дворник, и именно ему ты назначила подобную зарплату. Что же касается моего заработка, то ты сказала, что тебя будет мучить по ночам совесть, если он будет ниже семисот долларов.
— Если ты хорошенько вспомнишь, — отомстила я, — то за эту сумму ты обязался еще мыть полы в офисе, а «чистая» зарплата телохранителя составляла четыреста долларов. Ты в тот раз проявил к бедной девушке лояльность и остановился именно на этой цифре.
— «Лояльность», а не «ненормальность», — подчеркнул он. — За подобную сумму можно нанять убийцу, а не телохранителя. Мы сошлись на шестистах — это я помню точно.
— Пятьдесят долларов — это была обговоренная премия за «особые заслуги», — парировала я. — А сумма была — пятьсот пятьдесят.
— Ты никогда не занималась амреслингом? — сдался он. — Ладно, пятьсот пятьдесят, так пятьсот пятьдесят.
— Вот и хорошо, — обрадовалась я, закрепляя договор рукопожатием. — На четырехстах пятидесяти и сошлись…
Он попытался было выдернуть руку, но я удержала его ладонь в своей и заверила:
— Для начала…
— Мне показалось, что я только что слышал голос Туманова-старшего, — покачал головой Бобров. — Это был родной брат Моргана и Флинта, но по сравнению с тобой он кажется мне теперь «доброй феей-крестной». Ты знаешь, что обычная ставка этого парня — двести долларов в день?
— Спасибо, дядя Семен, — кокетливо улыбнулась я. — Как и каждая женщина, я просто таю от комплиментов.
«Дядя Семен» покраснел от подобного обращения и застенчиво потупился, но это выражение держалось на его лице только до тех пор, пока я не закончила:
— И раз уж между старым другом «родного брата Флинта» и его дочерью столь быстро проскочила искра взаимопонимания, то я хотела бы сразу обсудить некоторые суммы, которые мы выплачиваем вашей фирме за… за охрану нашего концерна. Когда мне принесли смету ежемесячной выплаты, я поняла, что только вы сможете развеять мой ужас перед столь ужасной опечаткой…
Бобров долго кашлял, а потом хрипло сообщил:
— Я — не Володя. Я при виде «красивых глазок» уже давно не теряю голову. Мой жизненный принцип: дружба — дружбой, а бизнес — бизнесом… Пойдемте в офис, на улице становится прохладно для моих старческих костей… И не улыбайся так, я не уступлю ни рубля!.. Нет, ни рубля… Спорю на свой золотой «Ролекс» против твоей «Славы», что больше десяти процентов я тебе не уступлю!..
Когда я вернусь, засвистят в феврале соловьи
Тот старый мотив, тот давнишний, забытый, запетый,
И я упаду, побежденный своею победой,
И ткнусь головою, как в пристань, в колени твои,
Когда я вернусь… А когда я вернусь?..
Александр Галич
Андрей снял плащ и, повесив его в прихожей, прошел на кухню. Глядя на его мрачное лицо, Света не стала задавать вопросы, все было ясно и так: возрастающий в стране кризис делал невыгодными многие, пока еще вакантные рабочие места. Вот уже почти месяц каждое утро Туманов уходил на поиски работы и каждый раз возвращался все мрачнее и раздражительнее.
— Опять ничего, — подтвердил ее догадку Андрей. — Видимо, придется принимать предложение Боброва и идти к нему в охрану. Сто долларов в месяц все же лучше, чем ничего.
— Я могу пойти работать, — в который раз безнадежно предложила девушка, — Я неплохо печатаю на машинке, знаю компьютер…
Нет, — устало покачал головой Туманов. — Я справлюсь. Наверное, я слишком разборчив для нашего времени. Вбил себе в голову, что у меня «большой потенциал»… Устроюсь сразу в два места, ничего со мной не случится, не такие перегрузки сносили. Расслабился, в мечты ушел, а реальная жизнь далеко вперед убежала. Думал: наконец-то вернулся, смогу заниматься тем, что по душе, писать книги, быть рядом с тобой… Всюду сталкиваюсь с понятием «прожиточный минимум». Чушь какая! Он в четыре раза ниже реального! «Комсомольская правда» подсчитала, что «потребительская корзина» составляет в месяц на одного человека двести долларов… Это значит, что на нас с тобой нужно четыреста?.. М-м-да…
— Ну, четыреста долларов для нас — это слишком шикарно, — мягко сказала Света. — Проживем и на… На то, что принесешь…
Туманов вздохнул, уперся локтями в стол и, подперев подбородок кулаками, уставился в темноту раннего осеннего вечера за окном.
— Пробовал быть «челноком», — стал перечислять он, — но с моим «первоначальным капиталом» это все равно, что носить воду в решете, да и торговать на рынках я не умею… Держит что-то… Краснею, бубню, торговаться не могу… В ресторане проработал три месяца. Опять же, чаевые выклянчивать не умею, пьяный бред терпеть не могу, а уж когда пришло время пьяным бандитам пальто подавать… Единственный период, когда мы с тобой не нуждались: времена «сухого закона», когда я склады с контрабандой охранял да по «точкам» развозил… Так ведь мужикам из отдела в глаза было стыдно смотреть… Мороженым торговал, вяленую рыбу по ларькам развозил… Хоть и впрямь в угро возвращайся…
— Ничего, это просто полоса невезения, — Света поставила перед ним тарелку супа, положила ложку и хлеб, — Ешь, с самого утра ничего не ел.
— Уж больно жирная «полоса», — Туманов с аппетитом принялся за суп. — Больше года тянется. Это ж как потом должно везти?! Или как в игре: не везет в карты — повезет кому-то другому?
— Еще и год високосный? — добавила девушка.
— И поросенок у бабки сбежал, — печально улыбнулся Андрей.
— А при чем здесь поросенок? — удивилась она.
— А при чем високосный год? Дело не в везении, дело в том, что я никак не могу найти, куда бы приложить свои силы. То, что с душой смогу сделать, то, что без меня «крутиться» не сможет, то, что для меня…
— А как же твои книги? Ты не садился за рукописи все лето… Может…
— Хорошая моя, — устало улыбнулся Туманов. — Знаешь, сколько времени мне понадобится на то, чтобы всерьез заняться черновиками и довести их до ума? А потом необходимо найти издателя, что тоже в наше время нелегко. Да и после всего этого, неизвестно сколько протянутся все формальности. Писателей сейчас — пруд пруди, на книжных лотках все существующие в России фамилии от «а» до «я». Кто рискнет поставить на молодого, никому неизвестного «бумагомарателя»? И кто нас с тобой будет кормить все это время, пока я буду работать с черновиками и искать издателя?
— Ильф и Петров питались пустой картошкой, когда писали «Двенадцать стульев», — сказала Света. — Мопассан жил в ветхой мансарде, и вместо одежды у него была одна единственная простыня, в ней он и выходил на улицу — все остальное продал или заложил в ломбард. Конан Дойл писал про своего Шерлока Холмса, чтобы вырваться из бедственного положения, когда оказалось, что медицинская практика не может его прокормить. А Дюма…