— Война? — наконец догадался Миронов.
— Нет, скорее все же «переворот», — сказал Шерстнев. — «Валить» придется человек пять — не больше. Остальные, оставшись без руководства, сначала растеряются, а потом подтянутся к нам… Ты, Юра, лично — повторяю! — лично берешь на себя Кондратьева. Сделаешь это в день аукциона. Ты, Гриша, берешь на себя Врублевского…
— Он был в Афгане, — глухо сказал Миронов. — Вы знаете, Олег Борисович.
— Опять ты за свое! — взбесился Шерстнев. — Речь уже не о «бабках» идет, а о наших с тобой шкурах, ты это понимаешь, нет? Он бы в тебе дырок без раздумий понаделал — в этом можешь не сомневаться…
— Я разговаривал с ним года три назад, в кафе, — сказал Миронов, — он меня тогда не узнал. Я до контузии иначе выглядел… Был он в Афгане. Офицером он был. Не крысой штабной, которая за спины солдат прячется, а настоящим офицером. Ребят на себе из-под огня выносил…
— Ну и что?!
— И меня бы вынес… Даже сейчас вынес…
— Тебя вынесешь, — невольно усмехнулся Шерстнев, оглядывая его стокилограммовую фигуру, — Тебя и пяти метров не пронесешь…
— И все равно бы вынес, — упрямо повторил Миронов.
— Черт с тобой! — в сердцах махнул рукой Шерстнев. — Засунь ты свои идеалы куда подальше, идиот недоразвитый!.. Сокольников! Врублевским займешься ты. В день аукциона он должен быть твердым и холодным… А ты, гуманный наш, — повернулся он к Миронову, — займешься Абрамовым. Помнишь такого? Какой обещающий бизнесмен раньше был! Врублевский изрядно разорил его, добиваясь покорности, затем засунул в концерн к Бородинскому. Абрамов — талантливый предприниматель, и Бородинский с удовольствием принял его на службу. Вероятно, через такую комбинацию Врублевский рассчитывал прибрать Бородинского к рукам. Но воспользуемся этим мы. Делай с ним, что хочешь, но он должен работать на нас. Акции он должен перекупить на себя. Врублевский тоже будет пытаться купить эти акции, но мы дадим знать об этом Бородинскому. Пусть подтягивает ментов. Если проведение аукциона будет охранять милиция, то людям Врублевского там будет нечего делать… Юра, — обратился он к Смокотину, — Бородинским займешься ты. Лучше обойтись без помощников — дело слишком серьезное. Лишние свидетели ни к чему. Справишься?
— Разумеется. Только мне потребуется его фотография. Бородинского я видел только один раз в жизни—я редко выхожу «на люди». «Специфика» не позволяет. Городок у нас слишком маленький. А привлекать кого-то со стороны…
— Да, я знаю, — кивнул Шерстнев. — Поэтому и стараюсь обходиться без «гастролеров»… Миронов, скажешь Абрамову, чтобы достал фотографию Бородинского. Если у него нет, то пусть сфотографируется вместе с ним, но только сделать это нужно побыстрее. Времени на раскачку у нас нет… А я постараюсь на пару дней нейтрализовать милицию. Переговорю с полковником Бородиным — пусть организует какие-нибудь учения, мероприятия… Или, что еще лучше, можно совместить «полезное с приятным» — натравить их на «березкинцев». В конце концов это их прямая обязанность — борьба с преступностью… Но денег этот гад высосет из нас немало… Что ж, оно того стоит. Только и здесь надо подстраховаться — запустить серию публикаций в газетах о «беспределе березкинской группировки». Это позволит Бородину «обратить внимание» и «принять меры». Дайте заказ какому-нибудь бойкому журналисту. Хотя бы тому же Мерзавчику-Филимошину.
— Он денег не берет, — напомнил Смокотин.
— Значит сделайте ему подарок и дайте компромат на «березкинцев» бесплатно, — сказал Шерстнев. — Миронов, займешься этим. Позже я тебе объясню, что говорить и какую информацию давать… Вроде, ничего не забыли?
— Кроме одной маленькой проблемы, — напомнил Смокотин, — Сидоровский. Лично меня он уже достал. С вашего позволения, я и его «успокою» под шумок.
— Не надо, — отверг предложение Шерстнев. — У тебя свои задачи есть, вот ими и занимайся. Насчет Сидоровского я переговорю с полковником Бородиным. Не наше дело с ментами воевать. Пусть их такие же менты душат. Сейчас частенько сотрудников в «горячие точки» откомандировывают, вот пусть Бородин его куда-нибудь и пошлет… подальше. А для подстраховки отправим вместе с ним и нашего человека. Там, где стреляют, трупы не десятками, а сотнями считают, так что выглядеть все будет вполне правдоподобно и естественно… Кто у нас куплен из окружения Сидоровского? Нам нужен тот, кому Сидоровский доверяет…
— У нас нет, а вот у Врублевского есть, — задумчиво сказал Смокотин. — Я один раз видел Врублевского с напарником Сидоровского — Устиновым, и это очень было похоже на агентурную встречу. Только в роли «агента» выступал Устинов. Я так думаю, что если взяться за этого ссученного с умом, то обработать его можно. Кто продался единожды, тот и дальше будет продаваться: пошла по рукам — значит не вещь…
— Решите этот вопрос, — согласился Шерстнев. — Ой, ребятушки, работы — невпроворот! И ведь обязательно надо сделать все. Хоть в чем-то облажаемся — и нам крышка! Но если все осилим… Постарайтесь, ребятушки, постарайтесь — оно того стоит. Постарайтесь на совесть… Потому что тому, кто облажается, я лично голову откручу… А теперь — за работу…
Войдя в квартиру и увидев висевший в прихожей полушубок Наташи, Врублевский недовольно поморщился. Полгода назад, уступив ее просьбам, он дал ей запасные ключи от квартиры. До сей поры ее визиты не вызывали у него раздражения, скорее наоборот. Воображение услужливо рисовало смешную картинку: волк Сидоровский с рогами оленя… Да, это было смешно… Но — было… А теперь эта картинка перевернулась оборотной стороной, и сегодня Сидоровский почему-то уже не был так смешон. А стало быть, и его жена перестала быть так злорадно желанна. Врублевский по-прежнему не испытывал к старому противнику ни жалости, ни чувства вины, просто ему перестала приносить удовольствие эта месть.
Врублевский вздохнул, снял пальто и прошел в комнату. Свет был потушен, но девушку он увидел сразу. Она сидела на подоконнике, обхватив колени руками, и смотрела на кружащийся за окном снег. Из всей одежды на ней были только белая рубашка Врублевского и черная ленточка-бархотка на шее.
— Какая холодная весна в этом году, — не поворачивая головы, сказала она. — На дворе уже апрель, а снег все идет и идет… Я уже соскучилась по солнцу…
— Нашла бы себе богатого спонсора и сидела сейчас в шезлонге где-нибудь на Майами, — буркнул Врублевский.
Она повернулась, удивленная, пристально вгляделась в его лицо и понимающе усмехнулась:
— А-а, пират только что из похода и не успел еще остыть после абордажного боя. Пленных оказалось слишком мало, и развешивание их на реях не принесло желанного удовлетворения. Хочется растерзать кого-ни- будь еще… Хорошо, начинай. Я согласна.
— У Гумилева есть интересное стихотворение как раз по этому поводу. Если утрировать, то это выглядит так. Когда варвары захватили один город и входили в него победным шествием, обнаженная царица уже ожидала их на площади, с полумольбами-полутребованиями взять ее. Обычная сладострастная стерва-мазохистка, почему-то возомнившая себя достойной наградой… Знаешь, чем все это кончилось?