Бастион | Страница: 34

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Сфинксы медленно, по кошачьи мягко ступая, приближались к ней с двух сторон. Припав к запястьям ее рук, прокусили нежную кожу (она даже не заметила этого, находясь за гранью боли и страха), с утробным урчанием втягивали в себя соленую влагу. Она упала на колени, чувствуя, что умирает… Но не могла умереть. Тела сфинксов налились плотью, под тонкой, мраморной кожей заиграли живые мускулы, глаза вспыхнули зеленоватым сиянием... Они с явной неохотой отступили от неподвижно лежащей девушки, вопросительно глядя на Смерть.

— Продолжайте, — приказала она. — Верните все, что вы хранили…

Поменявшись местами, они вновь припали к запястьям девушки, отдавая то, что теперь уже сложно было назвать кровью. Лицо Басты порозовело, она судорожно вздохнула, и открыла глаза. Теперь ее глаза были разными. Правый — синим, а левый — ярко-зеленым, с вертикальными зрачками. Она медленно поднялась с земли, прислушиваясь к переполнявшим ее новым ощущениям, удовлетворенно прикрыла веки… Когда отрыла их вновь, зрачки стали обычными, зато теперь они излучали странный свет, словно отражая всполохи бушевавшего внутри огня.

— Я вспомнила, — мягким, мурлыкающим голосом сказала она. — Я все вспомнила… Спасибо тебе, старая подруга.

— Я тебе не подруга, кошка, — равнодушно напомнила Смерть. — Со мной бесполезно хитрить и подлизываться.

— И это я тоже помню, — мгновенно согласилась Баста. — Просто я пыталась быть вежливой и выражала свою благодарность…

— С благодарностями не торопись. Пройдет несколько сотен лет, и… Впрочем, ты и сейчас врешь. Кошки не знают благодарности. "Благо дарить" они не способны по определению. А ведь у тебя был шанс остаться человеком…

— Ни за что! — широко улыбнулась Баста. — Променять мои возможности на человеческую жизнь?!

— Ты так ничего и не поняла, кошка… Нельзя стать богом самому. Получить настоящую Вечность можно только от Него. Принести на этот алтарь собственную жизнь, умереть, и воскреснуть, получив Дары… Умереть и воскреснуть — понимаешь? Без смерти нет воскрешения. А ты теперь будешь бояться смерти, кошка.

— У меня ведь теперь девять жизней, — рассмеялась Баста. — И я умею странствовать по Дороге Сновидений.

— Настоящий мир — один. А это все — обманки, иллюзия, "тренажерные залы". Дорога к Богу только одна. Остальные — лабиринт. "Вокруг Бога", "вне Бога" и "в сторону от Бога". Вне Его жизни нет. Мы живем очень долго, но мы не вечны. И в Вечность нас с тобой не пригласят.

— Даже тебя? Такую верную, такую трудолюбивую? Такую…

— Ищешь ссоры?

— Что ты! Просто не удержалась. Извечное женское ехидство…Извини. Ты же не обижаешься, правда? Ты настолько старше меня…

— И сильнее…

— Что ты такая ранимая? Прямо как люди… Это все их влияние, да? Это хорошо, что я так мало прожила рядом с ними. Я ведь не человек, я — дикая кошка. Я помню бег по прериям и брачные игры в весенних джунглях. Я помню азарт охоты и пьянящий запах крови. Я помню тепло домашнего очага и ярость дикого хищника…

— Главное, что б ты помнила, что я сказала тебе о своем племяннике.

— О, теперь за него можешь не волноваться! Кто станет спорить со Смертью? Тем более, что у него такой "папа"…

— Вот как раз "папа" вряд ли будет защищать. Он — "закон", а не "любовь". Ради закона он пожертвует всем. Даже сыном.

— Но мы же поступили по закону? Кстати, — повернулась она к сфинксам, — что вы там говорили о жертве?

— Нужна жертва, — прошелестели они. — Без жертвы не будет силы. Без жертвы связь с твоим прошлым непрочна. Без жертвы…

— Я поняла, — становила их Баста. — Ты пойдешь с нами?

— Нет, — отказалась Смерть. — Когда закончишь — приходи в клуб. В нашей истории надо расставить все точки.

— О, за это можешь не волноваться: ты выиграешь пари! — глаза Басты полыхнули огнем. — Жаль, что это сделаю не я…

Смерть не удостоила ее ответом, шагнув в сумрак ночи. Баста посмотрела ей вслед, со вздохом пожала плечами:

— Никогда ее не понимала… Ну что, киски, — она потрепала по спинам прильнувших к ней сфинксов. — Пора наносить визиты…


… Над Зазеркальем кружили вороны. Никогда и нигде Баста не видела такое количество этих птиц. Они буквально закрывали собой се небо над спящим лагерем. Солнце еще не взошло, но тьма уже понемногу отползала на запад и таинственные сумерки словно соединяли два мира — реальный и мистический, обычно скрытый от человеческого глаза. Сопровождаемая с двух сторон крылатыми сфинксами, Баста шла по спящему лагерю, оглядывая и изучая его заново.

Брезгливо, словно жабу, носком туфельки, отшвырнула со своего пути маленького зеленого чертика, неосторожно высочившего из травы на тропинку. (Покачала головой, вспомнив детские легенды о "добрых зеленых гномиках" живущих в траве). Брезгливо покосилась на старуху-вахтершу, с явственно различимыми в мистическом сумраке клыками и голодным блеском желтых глаз вампира. Невольно усмехнулась, когда вылезающий из окна комнаты вожатых инкуб Боренька заметил ее, оступившись со страху, рухнул вниз, и на четвереньках, быстро — быстро, скрылся за ближайшим углом. Замедлила шаг, проходя над местом старинного захоронения, прислушиваясь к исходящим от него волнам разложения и неуспокоинности…

— Какое древнее место, — сказала она вслух.

— Древнее, — в один голос прошелестели сфинксы. — Магическое… Много силы… Много крови…

— Сейчас будет еще больше, — пообещала им Баста.

Виктора она нашла сидящим возле разложено на берегу озера костра. Он словно ждал ее. (Во сяком случае, ничуть не удивился ее появлению).

— Узнаешь меня? — спросила Баста.

— Узнаю, — ответил он, вороша угли прутиком. — Ты сильно изменилась… Признаться, я ожидал чего-то подобного.

— И скрыл это от своего хозяина?

— Во-первых, он бы мне попросту не поверил, а во-вторых… у меня не было доказательств. Такое чувствуют только когда… В общем, только когда присматриваются к человеку… Кроме того… Но это уже не важно…

— Да, — согласилась Баста. — Это уже не важно. Важно то, что вы были заодно… или что ты выполнял его приказы — называй как хочешь. Радует, что ты не молишь о пощаде. Терпеть не могу слюнтяев... Сказать, на прощание, ничего не желаешь?

— Помнишь, я говорил тебе, то никак не могу понять, почему люди здесь так плохо живут? — задумчиво сказал он. — Я искал ответ в мистике, в финансовых и "постперестроечных" проблемах… Все проще: нет смысла. Раньше их всех объединяла общая идея, осознание того, что делают хорошее дело, обучая и воспитывая детей. А теперь, когда пришел капитализм, на детских путевках просто делают деньги. Заработать здесь практически не возможно, условия существования — ужасные, природа… Она везде — природа… Едва ли десяти часть из живущих здесь любят свою работу. Остальные просто пьют, гуляют, купаются, жарят шашлыки… Вечный отпуск. А где леность, там и жалобы, и вечное нытьё, и взаимные обиды, и доносительство… Наверное, примерно так жили неандертальцы. Впрочем, нет — неандертальцы вынуждены были развиваться, что бы выжить. Здесь такой необходимости нет.