— Встань. Я подарю тебе этот танец. В этой ночи слышится музыка и для тебя…
Ветер ласкал ее волосы, а в обращенных ко мне глазах сияли все звезды неба. Я взял ее руку, и музыка заполнила собой время…
— Куда теперь? — спросил Асгарот. — Свет в ее окнах погас уже два часа назад, повелитель. С ней ничего не случится.
— Послушай, Асгарот… Ты тоже думаешь, что любовь — это плохо?
— Для нас или вообще?
— Сама любовь.
Демон подумал и пожал плечами:
— Не знаю… Люди отдают за нее жизнь. А бывает, что побеждают и смерть. Иногда создают ради нее такое, что дивлюсь даже я… А я уже давно ничему не удивляюсь. Наверное, это стоит того, чтобы жить и чтобы умереть… Не знаю…
— Асгарот, а не кажется ли тебе, что на земле становится скучно? — лукаво спросил я. — Нам почти не осталось дел. Все, о чем мы можем мечтать, сделано за нас… По-моему, это требуется исправить.
— На что вы намекаете, повелитель? — впервые заинтересовался демон. — Для нас есть работа?
— Я думаю, что да… Не пора ли нам взяться за наше первоначальное и приятное занятие — предъявить права на наших рабов? До сей поры мы разрешали им выполнять нашу работу за нас, и они в этом не только преуспели, но и перестарались… Как ты полагаешь, не подошла ли и их очередь?
— Вы хотите сказать… Что отдаете нам политиков и убийц, халтурщиков и извращенцев? — радостно блеснул черными глазами Асгарот. — О, давненько же я ждал вашего знака… Революция?
— Нет, на этот раз — нет. Мы, что называется, "теряем руку". Вспомним былое и проведем хирургически точную операцию. Война или революция — это все равно, что перемешать ведро с помоями — дерьмо все равно поднимется наверх, а "инородные тела" все равно выпадут в осадок… Нет, мы аккуратно снимем "верхний слой". "Низы" мы тоже мутить не станем. Пора немного отфильтровать всю эту накипь, а то живущие в нашем "аквариуме" начнут задыхаться… Только виновные, Асгарот. Только виновные. Для них это будет как гром среди ясного неба. Они настолько уверены в нашем покровительстве и в своей безнаказанности. По-моему, это будет интересно. Не "мелочь" и не топорная работа, а красивая, аккуратная и приятная для души… Что скажешь?
— У меня столько сюрпризов для каждого из них, — мечтательно протянул демон. — Для каждого индивидуально… "Своим" — самое лучшее!
— А ты гурман, — улыбнулся я. — С утра и начинайте… И не очень стесняйте себя в средствах и способах.
— Обижаете, повелитель, — расплылся в улыбке демон. — Даже вы останетесь довольны.
— А сейчас отвези меня к писателю, — распорядился я. — И на этот раз поспеши…
Писатель еще не спал. Завернувшись в старый плед, он курил трубку и смотрел на огонек свечи. При моем появлении он аккуратно положил трубку на стол и поднялся.
— Я готов, — сказал он.
— К чему?
— Ну… Вы знаете. Мы же договорились, что если я…
— Что вы как ребенок малый, право слово?.. Мне даже как-то обидно за вас… Вы, священник и еще одна… один мой знакомый… Вы все — как малые, наивные и простодушные дети. Как вы живете в этом мире — я даже не представляю… Лучше угостите меня чаем. Мне очень понравился ваш чай.
Он удивленно посмотрел на меня, но подошел к плитке и поставил на нее чайник.
— А как же?..
— Вы про книгу? Не могу сказать, что признаюсь в этом с удовольствием, но все же скажу… Это хорошая книга. Очень хорошая. Я со многим не согласен, но… Сегодня я даже рекомендовал ее одному очень дорогому для меня человеку.
Писатель беспомощно развел руками.
— Я ничего не понимаю. Я ждал, что вы придете за мной…
— Всему свой срок. Не стоит его торопить. И знаете, что? Я сделаю вам один огромный подарок. Я открою вам тайну. Вы успеете написать еще одну книгу.
Он медленно опустился на стул и долго молчал. Потом поднял на меня глаза и тихо спросил:
— Вы знаете, про что я хочу написать?
— Да, — улыбнулся я. — Сказать, что мне это не нравится — значило бы не сказать ничего… Но ведь это тоже критерий, не правда ли? Вы выполняете свою работу, я — свою. Должны же быть у меня хоть какие-нибудь оппоненты, а то я могу разжиреть и облениться…
— Зачем вы это делаете?
— Все же это мой мир, Сочинитель, и я в нем живу. Я — Убийца и Палач, но я — Князь Этого Мира! Я слишком давно живу на этом свете, чтоб научиться уважать своих врагов и понимать, что в мире есть нечто, на чем моя работа заканчивается… Кроме этого, вы действительно талантливы, и ваш труд нравится даже мне… Разумеется, если судить беспристрастно.
— А еще?
— С чего вы взяли, что есть "еще"?
— У вас глаза как-то изменились. В прошлый раз в них не было ничего кроме печали, а сейчас в них есть еще и лиричность.
— Вы задаете слишком много вопросов, Сочинитель, — вздохнул я. — Нельзя же быть таким любопытным, в самом деле… Я по вашему лицу вижу, что вы прямо-таки горите желанием стащить у меня информацию для вашей новой книги. Что за народ эти бумагомаратели? Протянешь им палец, так они и руку по локоть оттяпают… Я только что танцевал танго с самой лучшей девушкой на свете. Я наговорил ей кучу глупостей и подарил ей вашу книгу… Но что самое отвратительное — я не стыжусь этого. Я сошел с ума… И не вздумайте об этом написать…
— Это ваше личное дело, — улыбался он. — Хотя, признаться, я с удовольствием написал бы про вас. Я догадывался о некоторых вещах, но даже не подозревал, насколько далек от истины… Значит, вы остановите своих слуг? Хоть на время?
— О, нет. Я этого сделать не могу, да и не хочу. У каждого своя работа, и нельзя смешивать работу с личным… Но на какое-то время я займусь теми, кто делал эту работу за меня. Нужно быть беспристрастным, не правда ли? Тем более, что у меня появилось вдохновение… Начинайте вашу новую книгу, Сочинитель. Удачи вам. И прощайте. Больше мы не увидимся. С этого момента наши дороги расходятся навсегда…
— Спасибо, — рассеянно сказал он и тут же спохватился. — Но подождите, вы же так и не попили чаю…
— Не будьте ребенком, — улыбнулся я, уходя. — Где вы видели, чтоб дьявол пил чай? Это лишь иллюзия. У меня другие вкусы… Прощайте. И удачи вам…
Я посмотрел на нее и невольно зажмурился.
— Как ты прекрасна! — сказал я тихо, — Как невероятно, невозможно, немыслимо прекрасна! Я никак не могу понять: за что, за какие заслуги или доблести мне выпало это счастье? Что я сделал такого, за что мне даны эти дни, наполненные тобой?
— Это — аванс, — рассмеялась она. — Аванс за то, чтоб ты и в будущем охранял меня столь же верно, ревностно и трогательно, как сейчас…
Я смущенно кашлянул и потупился. Невольно она попала "в десятку". Последние дни я охранял ее и днем, и ночью. Незримый и бесшумный, я тенью скользил вслед за ней, охраняя каждый ее шаг, каждый вздох. Я дошел до того, что даже пьяных или просто угрюмолицых убирал с ее дороги, заставляя свернуть их в сторону.