Ветер над ним издал странный звук.
Б-у-у-м! Громкий резкий звук. Как приглушенный удар грома.
Ему наконец-то удалось отцепить молоток.
Б-у-у-м!
Конни схватила его за руку:
— Боллинджер!
Сначала он не понял, что она имела в виду. Он посмотрел вверх только потому, что она так сделала.
Боллинджер высовывался из окна в девяти метрах от них.
Грэхем крикнул Конни:
— Прижмись к стене!
Она не двигалась. Казалось, она застыла. Впервые за все время она выглядела испуганной.
— Не будь мишенью! — крикнул он.
Она прижалась спиной к зданию.
— Отвяжи от себя страховочный трос, — сказал он.
Наверху язык пламени выскочил из дула пистолета. Б-у-у-м!
Грэхем размахнулся, ударил молотком по окну. Стекло посыпалось внутрь. Обезумевший, неспособный забыть видение, как он получает пулю в спину, он бил по неподатливым, зазубренным створкам, которые держали раму.
Б-у-у-м!
Резкий звук рикошета заставил Грэхема подпрыгнуть. Пуля отскочила от гранитной стены в сантиметре от его лица.
Он покрылся потом.
Боллинджер что-то кричал.
Ветер разрывал его слова, превращая их в бессмысленные звуки.
Грэхем не поднимал головы. Он продолжал бить по острым краям стекол.
Б-у-ум!
— Давай, — крикнул он, как только разбил вдребезги опасный кусок стекла.
Конни взобралась на подоконник и исчезла в темном офисе.
Он развязал узлы страховочного троса на поясе.
Б-у-ум!
Выстрел прозвучал так близко, что он непроизвольно вскрикнул. Пуля задела рукав его куртки. От неожиданности он потерял равновесие и в какое-то мгновение подумал, что сорвется с выступа.
Б-у-у-м!
Б-у-у-м!
Он рванулся вперед, в разбитое окно, ожидая, что в последнюю минуту будет остановлен выстрелом в спину.
Стекло хрустело под ногами в темном офисе на тридцать восьмом этаже.
Конни спросила:
— Как же он мог промахнуться в нас?
Стерев пот с лица перчаткой, Грэхем объяснил:
— Ветер почти штормовой силы. Он мог слегка отклонить пули.
— С девяти метров?
— Это возможно. Кроме того, он стрелял из неудобного положения, высунувшись из окна и целясь вниз. К тому же освещение было плохим. Ветер бил ему в лицо. Ему чертовски повезло бы, если бы он попал в нас.
— Мы не сможем оставаться здесь, как планировали, — сказала она.
— Конечно, нет. Он знает, на каком мы этаже. Он, вероятно, бежит сейчас к лифту.
— Мы снова выберемся наружу?
— Да, хотя и не хочется.
— Он будет стрелять во время нашего спуска, стараясь сбить нас со стены здания.
— Разве у нас есть выбор?
— Нет, — ответила она. — Ты готов к спуску?
— Как всегда.
— Ты все сделаешь хорошо.
— Я не подготовлен полностью к спуску.
— У тебя получится.
— Сейчас ты стала ясновидящей?
— У тебя получится. Потому что ты больше не боишься.
— Кто? Я?
— Ты.
— Да я перепуган до смерти.
— Но это не тот страх, что раньше. В любом случае сейчас у тебя есть веские основания для боязни. Твое ощущение — это естественная реакция, здоровый страх.
— Ну да. Я переполнен естественным страхом.
— Я была права.
— В чем?
— Ты тот мужчина, которого я всегда хотела.
— Ну, тогда ты хотела не слишком многого.
Несмотря на то, что он сказал, она уловила удовольствие в его голосе. Непохоже, что он собирался чернить самого себя; на худой конец он высмеивал комплекс неполноценности, от которого страдал еще вечером. Он уже смог вернуть часть своего самоуважения.
Распахнув вторую половину окна, он сказал:
— Подожди здесь. Я закреплю другой костыль, привяжу новый трос. — Он снял перчатки: — Подержи их.
— У тебя руки замерзнут.
— За одну-две минуты не успеют. Мне удобнее работать свободными руками.
Он осторожно высунул голову в окно и посмотрел вверх.
— Он все еще там? — спросила она.
— Нет.
Грэхем выбрался на двухметровый выступ, лег на живот, ногами к ней, свесив голову и касаясь плечами края выступа.
Она отошла от окна на несколько шагов и затаила дыхание, прислушиваясь, нет ли Боллинджера.
* * *
В помещении издательства Харриса Боллинджер задержался, чтобы перезарядить свой пистолет, прежде чем побежал к лифту.
Грэхем забил костыль в узкую горизонтальную полоску известкового раствора между двумя гранитными плитами. Он проверил его на прочность и прикрепил к нему карабин.
Усевшись поудобнее, он снял с правого бедра тридцатиметровый шнур и быстро подготовил его, свернув в кольцо, чтобы потом он разматывался без зацепки. Ветер был очень сильный и мог запросто запутать кольцо веревки; ему нужно было следить за этим, когда он будет заводить Конни. Если трос застопорится, им обоим придется туго. На конце шнура Грэхем завязал узел с двумя маленькими петлями сверху. Он снова лег, подполз к краю, просунул петли в карабин, затем защелкнул звено и поставил стопор на место. Сидя спиною к ветру, он чувствовал, как будто чьи-то сильные руки пытаются сбросить его с выступа.
Его пальцы закоченели от холода.
Два страховочных троса, которыми они пользовались во время спуска с сорокового этажа, свисали около него. Он взялся за один.
Наверху трос был прикреплен к карабину таким образом, что за него можно было легко потянуть снизу и возвратить. Пока на тросе ощущалось сильное напряжение, узел оставался надежным и прочным. Чем больше натяжение и чем тяжелее вес альпиниста, тем сильнее натяжение и прочнее узел. Однако, когда альпинист отпускал веревку, натяжение ослабевало и узел развязывался сам. Грэхем дернул за веревку раз, другой, третий. Наконец трос освободился от защелкивающегося звена и упал к нему на колени.
Он достал складной нож из кармана куртки, открыл его, разрезал пополам трехметровую веревку, затем убрал нож.
Грэхем встал, слегка покачиваясь от боли в ноге.
Один из полутораметровых отрезков предназначался ему. Он привязал его конец к своему поясу, другой конец прикрепил к карабину и пристегнул карабин к стойке окна.