День казался и реальностью, и игрой воображения, голливудские грезы освещали город в одних местах, затемняли в других, меняли на каждом перекрестке и размывали то, что раньше казалось незыблемым.
Они ехали в «Экспедишн» Этана, оставив седан Рискового в гараже больницы Госпожи Ангелов. Поскольку Этан более не служил в полиции, то не имел возможности выуживать из кого-либо информацию, а его партнер не мог одновременно выуживать информацию и вести автомобиль.
Чтобы проверить шесть ниточек, предстояло окунуться в сферы, лежащие за пределами юрисдикции департамента полиции города. Без соответствующих бумажек даже Рисковый не мог в ультимативном тоне требовать ту или иную справку. А времени на соблюдение всех необходимых процедур у них не было.
Рисковый висел на телефоне. Голос его поднимался от вежливого, почти романтического шепота до повелительного рыка, но обычно в нем слышалось дружелюбие, пусть он и беззастенчиво козырял статусом детектива по расследованию убийств. Сие в большинстве случаев производило должное впечатление на бюрократов от образования.
Все колледжи и университеты в зоне большого Лос-Анджелеса закрывались на последние две или три недели года. На хозяйстве оставался лишь минимум административных лиц, чтобы решать возникающие вопросы с теми студентами, кто не уезжал на рождественские каникулы.
В каждом учебном заведении, куда звонил Рисковый, он пускал в ход обаяние, призывы к гражданской ответственности, угрозы, настойчивость и постепенно таки добирался до человека, который владел нужной им информацией.
Они уже знали, что оба семинара актерского мастерства, на которых побывал Рольф Райнерд, проводил профессор, доктор Джонатан Спеч-Могг. Они уже договорились встретиться со Спеч-Моггом в его доме в Уэствуде, куда и ехали, не имея возможности воспользоваться сиреной или спецсигналом.
В процессе поиска доктора Джеральда Фицмартина, организатора сценарного семинара, Рисковый так разозлился на ученых коллег, что ему пришлось сделать паузу. Иначе он разбил бы выданный по месту службы мобильник о свой лоб.
— Все эти университетские крысы ненавидят копов, — пожаловался он.
— Когда копы им не нужны, — вставил Этан.
— Да, когда мы нужны, нас обожают.
— Нет, любить тебя они никогда не будут, но, если ты можешь спасти их задницу, они готовы тебя терпеть.
— Ты знаешь эту шекспировскую цитату? — спросил Рисковый.
— И не только эту.
— Насчет того, как сделать мир лучше…
— Убить всех адвокатов.
— Да, именно эту, — кивнул Рисковый. — Шекспир упустил из виду тех, кто плодит адвокатов.
— Университетских крыс.
— Да. Если хочешь, чтобы мир стал лучше, разбирайся с первоисточником зла.
Автомобили по-прежнему шли плотным потоком. «Экспедишн» поцеловался краской с черным «Мерседесом», тоже внедорожником. От повреждений оба автомобиля спасла толстая пленка воды.
И внезапно Этан подумал, что видит Фрика, в одиночестве идущего по тротуару среди незнакомцев. Присмотревшись, понял, что мальчик чуть моложе наследника Манхейма и на шаг отстал от родителей.
Это был не первый ложный Фрик, которого он вроде бы видел после отъезда из больницы. Нервы его после беседы с врачом превратились в натянутые струны.
— Как насчет блондинки в пруду? — спросил Этан. — Лаборатория провела все исследования?
— Не узнавал. Если бы я получил улики против этого члена городского совета, то корчился бы от стыда, позволяя ему лишний день выглядеть таким самоуверенным, будто доверие избирателей превратило его в Господа Бога, может, стал бы злиться, зная о подтасовках на выборах в его пользу. Нет, я позвоню в лабораторию завтра или послезавтра, после того, как мы разберемся с нынешней ситуацией.
— Я сожалею.
— Если ты сожалеешь о форме своего носа, так и займись им. В остальном тебе сожалеть не о чем.
— Ленч и несколько пирожных слишком малая плата за такие хлопоты.
— Это не ты поставил мой мир с ног на голову. Какой-то парень оставляет мне связку колокольчиков из кошмарного сна, потом исчезает в зеркале. Я не могу это проигнорировать.
Рисковый сунул обе руки под куртку, одернул свитер.
— Ты со вчерашнего дня поправился, — заметил Этан.
— Да. Позавтракал кевларом [68] .
— Никогда не знал, что ты носишь бронежилет.
— Я подумал, что мимо меня пролетело слишком уж много пуль. Но это не значит, что я стал менее бесстрашным.
— Никто и не говорит.
— Я трепещу от ужаса, но остаюсь бесстрашным.
— Это правильная философия.
— Философия выживания.
— Слушай, а что не так с моим носом?
— А что с ним не так?
И без того сильный дождь полил еще сильнее. Этан перевел «дворники» на максимальную скорость.
— Похоже на конец света, — буркнул Рисковый.
После отчаянного телефонного звонка капитана Квига фон Гинденбурга Корки Лапуте пришлось отправиться в незапланированную поездку на окраину Малибу.
В настоящее время этот проживающий в Малибу человек называл себя Джеком Троттером. Троттер владел недвижимостью, носил при себе настоящее водительское удостоверение и платил налоги, разумеется по минимуму, под именем Феликс Грин. Грин, он же Троттер, ранее использовал такие имена и фамилии, как Льюис Матеруэлл, Джейсон Варне, Бобби Домино и другие.
Когда Джек-Феликс-Джейсон-Бобби родился сорок четыре года тому назад, гордые родители назвали его Норберт Джеймс Кризл. Они, несомненно, любили его и, будучи простыми айовскими фермерами, представить себе не могли, что их чадо вырастет в капитана Квига фон Гинденбурга.
Корки прозвал его капитаном Квигом, потому что Джек страдал паранойей и манией величия в той же мере, что и одноименный персонаж романа Германа Вука [69] «Бунт на „Каине“. Фамилия фон Гинденбург подходила ему по той причине, что так назывался германский дирижабль, последний полет которого закончился катастрофой в Лейкхерсте, штат Нью-Джерси, унесшей тридцать шесть жизней. Троттер тоже увлекался воздухоплаванием и со временем точно так же рухнул бы на землю и сгорел в огне.
По пути в Малибу Корки остановился в гараже, который арендовал в Санта-Монике. Один из сорока, каждый на два автомобиля, выстроившихся по обе стороны безымянного проезда в промышленной зоне.