Бонсаи. Плющ.
Светофор переключился на зеленый.
Такими же зелеными были ее глаза, прикованные к деревцу.
Мысль доктора мчалась вскачь, но он твердо держал ногу на педали тормоза.
И лишь когда свет сменился на желтый, он наконец проехал через пустынный перекресток. Сразу же за ним он подъехал к тротуару, остановил машину, но не стал выключать двигатель.
Эксперт по вопросам природы памяти, он теперь применил свои знания для дотошного анализа собственных воспоминаний о событиях в спальне Сьюзен Джэггер.
Девять.
Когда Сьюзен Джэггер проснулась в темноте, то ей показалось, будто кто-то назвал эту цифру. Но тут же она с удивлением услышала, что сама сказала:
— Десять.
Вся напрягшись, она прислушалась, пытаясь уловить движение в квартире, одновременно спрашивая себя: то ли она сама произнесла эти два слова, то ли сказала «десять» в ответ на чью-то реплику.
Прошла минута, другая. Она не смогла уловить ни звука, кроме своего дыхания, а когда задержала воздух в груди, ее окружила вообще гробовая тишина. Она находилась в одиночестве.
Судя по пылающим цифрам на электронных часах, было три с небольшим часа утра. Выходит, она проспала больше двух часов.
В конце концов она села в кровати и включила лампу.
Недопитый стакан вина. Брошенная книга среди смятого постельного белья. Закрытые шторами окна, мебель — все в таком точно виде, в каком и должно быть. Деревце-бонсаи.
Она поднесла ладони к лицу и обнюхала их. Затем правое предплечье, левое…
Его запах. Безошибочно. Пот смешивается с еле уловимым ароматом его излюбленного мыла. Возможно, он пользовался также лосьоном для рук.
Насколько она могла доверять своей памяти, этот запах нисколько не подходил Эрику. И все же она пребывала в убеждении, что именно он, и никто другой, был ее слишком уж реальным привидением.
И даже без этого запаха она не могла не понять, что он побывал здесь, пока она спала. Здесь зуд, там ощущение раздражения слизистой… Легкий, похожий на нашатырь, дух его спермы.
Когда она отбросила покрывало и встала с кровати, то почувствовала, что из нее продолжает сочиться его вязкое семя, и вздрогнула всем телом.
Подойдя к тумбе, она раздвинула свисающие плети плюща и вынула скрытую под ними видеокамеру. В кассете могло оставаться не более нескольких футов неиспользованной пленки, но камера все еще продолжала запись.
Она выключила ее и вынула из футляра.
Отвращение внезапно пересилило и ее любопытство, и стремление установить истину и совершить правосудие. Она поставила видеокамеру на тумбочку у кровати и поспешила в ванную.
Порой, после того как она просыпалась и обнаруживала, что ее использовали, отвращение Сьюзен воплощалось в тошноте, и она очищала себя, будто верила, что, освободив желудок, могла вернуть часы обратно ко времени до обеда, когда до насилия оставалось еще несколько часов. Но сейчас тошнота прошла, лишь только она добралась до ванной.
Ей хотелось принять долгий и чрезвычайно горячий душ с большим количеством ароматного мыла и шампуня и энергично растереть себя мочалкой. Ей также хотелось сначала принять душ, а потом посмотреть видеозапись, потому что она чувствовала себя более грязной, чем когда-либо прежде, невыносимо грязной, как если бы ее измазали омерзительной невидимой грязью, изобилующей массами микроскопических паразитов.
Но сначала видеозапись. Истина. И только потом очищение.
Хотя Сьюзен была в состоянии отложить мытье, все же отвращение заставило ее сменить белье и подмыться. Она протерла лосьоном лицо и руки, прополоскала рот и горло мятным эликсиром.
Футболку она кинула в корзину для грязного белья, а оскверненные трусики — на ее крышку, так как совершенно не намеревалась стирать их.
Если ей удалось запечатлеть негодяя на видеозаписи, то, скорее всего, никаких иных вещественных доказательств факта насилия уже могло не потребоваться. Но тем не менее сохранить образец спермы для лабораторного анализа, пожалуй, следовало.
Ее состояние и поведение, зафиксированные лентой, без сомнения убедили бы власти, что она находилась под влиянием наркотика, была не добровольной соучастницей событий, а жертвой. Все же после обращения в полицию она будет просить, чтобы они как можно скорее взяли у нее пробу крови, пока следы препарата находятся в организме.
Как только она убедится в том, что видеокамера работала, что изображение получилось хорошим, что у нее есть неопровержимые доказательства против Эрика, она должна будет позвонить ему — до того, как обратится в полицию. Не для того, чтоб высказать ему обвинения, нет. Спросить: почему? Откуда эта злоба? Откуда это скрытое коварство? Зачем он подвергал опасности ее жизнь и разум при помощи какого-то дьявольского варева из наркотиков? Откуда такая ненависть?
Но она не может сделать этот звонок, потому что настораживать его могло оказаться опасным. Это запрещено.
Запрещено. Какая странная мысль!
Она вспомнила, что использовала это самое слово в разговоре с Марти. Возможно, это было верное слово, так как то, что Эрик делал с ней, было хуже, чем изнасилование и оскорбление, это, казалось, находилось за гранью простого беззакония, являлось не просто преступлением против личности, а почти кощунством. В конце концов, брачные клятвы священны или должны быть такими, потому эти нападения были нечестивыми, запрещенными.
Вернувшись в спальню, она надела чистую футболку и новые трусики. Мысль о том, что она будет голой смотреть это ненавистное кино, была невыносима.
Присев на край кровати, она взяла камеру и перемотала кассету.
Встроенный в камеру экран для предварительного просмотра давал изображение в три квадратных дюйма. Она увидела, как возвращается в постель, запустив ленту, спустя несколько минут после полуночи.
Единственная лампа-ночник рядом с кроватью давала достаточное, хотя, конечно, не идеальное, освещение для видеосъемки. Поэтому качество изображения в маленьком окошке было не слишком хорошим.
Она вынула кассету из видеокамеры, вставила в видеомагнитофон и повернулась к телевизору. Взяв обеими руками пульт дистанционного управления, она села с ногами на кровать и, как зачарованная, с недобрым предчувствием впилась взглядом в экран.
Она видела, как в полночь, включив запись, возвращается к кровати, видела, как садится на кровать и выключает телевизор.
Несколько секунд она сидит в кровати, внимательно прислушиваясь к тишине в квартире. Затем, когда она тянется за книгой, раздается телефонный звонок.
Сьюзен нахмурилась. Она совершенно не помнила, чтобы ей звонили по телефону.
Она снимает трубку.