Он поднял мертвого принца и раненых кукол и сунул их в Горн, чтобы довести до состояния жидкой синтетической плоти. Потом собрал кукол, оставшихся невредимыми, и сунул их туда же. На этот раз возражений не было. Казалось, им даже не терпится попасть туда.
Вернувшись в свою комнату, он нашел в шкафу большое покрывало, завернул в него труп Элвона Руди вместе с его одеждой и четыре раза обвязал сверток веревкой, чтобы создать впечатление, что это всего лишь ковер. В бумажнике трупа он нашел две тысячи посталей, которые присовокупил к двадцати пяти тысячам, полученным за продажу Битти Белины на ночь. Ему даже не пришло в голову обратиться к властям, это могло плохо отразиться на его бизнесе в других городах. Официальное расследование могло привести к приостановке лицензии и совсем посадить его на мель, лишив всякой надежды вырваться к звездам (а ведь теперь, когда он решился сдавать своих кукол мужчинам, желающим насладиться таким уникальным удовольствием, у него, пожалуй, будет возможность накопить на выездную пошлину). К тому же он мог угодить в тюрьму. Пертос еще не знал, что будет делать с трупом Руди, но делать это следовало быстро, тайно и не оставляя следов. Тут сомнений не было, поскольку это было самым важным.
Кукольник аккуратно смыл кровь со стен и пола, о которые идиот разбил кукол. Еще и еще раз вымыл тряпки и тщательно ополоснул раковину. Когда он все закончил и осталось только вынести труп, Пертос налил себе очень большой стакан темного вина и в первый раз, после того как Висса оторвала его от мира грез холистианской жемчужины, сел, чтобы подумать.
Он был виноват в этой смерти не меньше Себастьяна. Не легко было признать это, но в последнее время многие куда более сложные вещи стали казаться емупроще. Нужно было запереть дверь. Не стоило ждать, что ошалевший от похоти Руди будет следить за такими мелочами. Он думал лишь о том, как маленькие ручки будут ласкать его, удовлетворяя его желания. Все это Пертос знал и собирался проследить, чтобы дверь была заперта. Но не сделал этого. Подсознательно ему хотелось, чтобы Себастьян все увидел, чтобы он понял всю глубину его падения. После того как он продал Бенину, преданность Себастьяна, его слепое поклонение стало ему невыносимо. И он рассказал идиоту ровно столько, сколько нужно, чтобы разжечь его любопытство в отношении новой пьесы. А потом взял холистианскую жемчужину и погрузился в транс, давая Себастьяну возможность пробраться по коридору и помешать “любовникам”. Пожалуй, такого финала он не ожидал, не хотел смерти, не хотел, чтобы Себастьян впал в такое отчаяние. Но теперь все было кончено. В следующий раз он не допустит подобной ошибки. Ему предстояло играть роль святого, в то время как он был грешником. Но в конце концов, мир - всего лишь карнавал масок, даже для богов.
Кукольник испытывал некоторое облегчение при мысли, что Себастьян в конце концов придет к нему, сконфуженный, не понимающий, что натворил, полный раскаяния. Несмотря на свой идиотизм, Себастьян был для него опорой в жизни, элементом стабильности. Он никогда не менялся и не пытался ни о чем судить.
Пертос допил вино и встал, собираясь вынести труп.
В этот момент появился Себастьян. Он, цепенея, вошел в дверь, полагая, видимо, что застанет ту же сцену, которую увидел в первый раз: голые Руди и Белина и налитый кровью член, который она гладила.
- Не бойся, - произнес Пертос, подходя к идиоту.
Себастьян плакал.
- Ты сделал это не нарочно, - сказал Пертос. Себастьян рыдал, брызгая на кукольника слюной. Его расширенные глаза прятались от света, укрываясь еще глубже под козырьком неандертальского лба. Пертосу показалось, что идиоту стало легче, когда он понял, что кукольник не собирается его ни в чем винить и наказывать.
- Все будет как прежде, - уверял его Пертос. Однако он не знал, зачем вернулся Себастьян. Он не ведал, что, выскочив на площадь, идиот долго бегал, петляя по боковым улицам города, в попытке разобраться в разрозненных воспоминаниях и отчаянно стараясь связать их воедино. Пертос не знал, что в конце концов идиот поверил в то, что в тот вечер, когда Битти Белина уговаривала его убить Пертоса Гедельхауссера, она всего лишь хотела предупредить его о том, что может случиться. Пытаясь упредить события, она просила Себастьяна о помощи, но вместо этого получила отказ и увидела, какой он глупый и трусливый. Теперь ему казалось, что все было именно так. А после сегодняшней ночи он понял, что если хочет спасти ее и вернуть ее дружбу, то должен действовать быстро. И он вернулся, чтобы отомстить, хотя кукольник ничего об этом не знал.
Он понял это секундой позже, когда Себастьян тяжелым камнем, принесенным специально для этой цели, раскроил ему череп.
Кукольник охнул и замертво рухнул на пол.
Он умер на Земле.
Сон, в который погрузился Себастьян, был на редкость глубоким и целительным. Обычно сны прерывались вспышками ярких красок, вонзавшимися в его мозг, подобно осколкам стекла. Обычно по ночам он видел безглазые лица, мужчин на трех ногах, женщин с клыками и когтями, - тварей, лишь отчасти напоминавших людей. Они склонялись над ним в темноте и будили по десять раз за ночь. На этот раз они исчезли и не появлялись даже в отдаленных уголках подсознания, в виде призраков. Когда он проснулся, то почувствовал себя бодрым и свежим, каким не был по утрам уже много лет. Перед ним открылось будущее, и он никогда не ощущал ничего подобного.
Он встал, принял акустический душ и оделся во все чистое.
Себастьян как следует поел, хотя выбирал еду в системе раздачи наугад и на завтрак ему досталась какая-то мешанина. Но даже если бы ему удалось разобрать слова в меню, он все равно выбрал бы то же самое, если не хуже.
К тому моменту, когда он вышел из комнаты, идиот чувствовал себя вполне хорошо. Он торопливо шел по коридору, намереваясь узнать, что от него потребует Пертос в это утро. Впрочем, был уже день, но он чувствовал, что еще не поздно. Ему хотелось убедиться в этом.
Дверь в комнату Пертоса была открыта.
Он вошел.
Пертос лежал на полу, глядя в потолок, и сбоку голова у него была проломлена. Его легкая желтая рубашка вся пропиталась кровью, а рядом с правым ухом валялся обломок кости.
И тогда Себастьян все вспомнил. Он вышел из комнаты, и с полдороги его стало рвать от отвращения к тому, что он натворил.
Себастьян облазил весь театр, заглядывая во все закоулки, ощупывая все, что попадалось ему на глаза, однако он сам не знал, что ищет. Через некоторое время ему стало ясно, что он чувствует себя лучше в тех местах, где бывал старый кукольник. Себастьян провел довольно много времени в ложе осветителя, водя грубыми пальцами по корпусу прожектора, вновь и вновь поглаживая круглые кнопки и рычаги с рукоятками на панели управления сценой. Он целый час простоял на ступеньках лестницы, ведущей из ложи, по которым поднимался и спускался Пертос до и после представления. Ему казалось, что он может точно определить места, где ступали башмаки старика. Один раз Себастьяну почудилось, что он чувствует, как ступени дрожат у кого-то под ногами, хотя вокруг никого не было, и он так испугался, что бросился бежать из темноты на сцену, где уселся в свете прожекторов, которые успел включить, и постарался представить себе, что в зале зрители. Но когда он сделал попытку пояснее разглядеть их лица, все они оказались Пертосами Гедельхауссерами, и Себастьян, придя в ужас, снова вынужден был бежать.