— Надо же, какая незадача! — разочарованно проговорил Старыгин. — Выходит, я зря сюда прилетел!

— Не зря, — Коврайский усмехнулся. — Благодаря вам пани Катаржина вспомнила о моем существовании!

Старыгин успел перехватить взгляд, которым доктор Абст наградила Коврайского за это замечание. Темные глаза на миг сверкнули, в них появился огонек интереса, но тотчас потух, и глаза снова стали непроницаемы.

— Могу я узнать, как это случилось? — поинтересовался Дмитрий Алексеевич, оглядевшись по сторонам. — Ведь у вас, как я вижу, хорошая система сигнализации, и охрана…

— Действовали настоящие профессионалы, довольно равнодушно ответил хозяин. — А против профессионалов никакие замки и никакая сигнализация не помогут. Правда, меня удивляет — зачем людям такого уровня понадобилось красть не слишком дорогие картины? Вряд ли их хлопоты окупились!

Старыгин промолчал.

У него было вполне сложившееся мнение на этот счет: картина Свеневельта понадобилась злоумышленникам из-за своего размера, для того чтобы сделать на ней поддельный «Дозор», а две другие, скорее всего, похитили для отвода глаз.

Однако поделиться своей версией Дмитрий Алексеевич не мог ни с Катаржиной, ни, тем более, с владельцем похищенных полотен. По крайней мере, сейчас.

За чаем разговор шел об искусстве. Хозяин выказал нешуточную осведомленность о последнем событии в Эрмитаже. В прессе много писали о повреждении знаменитой картины Рембрандта. Пани Катаржина тоже задавала вопросы по существу. Старыгин ловко ушел от расставленных ловушек и перевел разговор на отвлеченную тему. Хозяин не предложил осмотреть свою галерею, мотивируя это тем, что там сейчас идет ремонт меняют сигнализацию.

Простились в холле, молчаливый человек в черном костюме вышел проводить их до машины. Напротив террасы на солнечной лужайке, на большой круглой клумбе расцвели весенние цветы — желтые нарциссы, лиловые крокусы, что-то еще… Немолодой садовник распрямил спину и поклонился гостям. Слугу в черном позвали из дома, пани Катаржина остановилась и заговорила с садовником по-чешски. Он улыбнулся и отвечал очень дружелюбно и без подобострастия. Дмитрий Алексеевич ничего не понял из их разговора, потому что говорили они быстро и вполголоса.

Слуга вернулся, извинившись, и они продолжали путь к воротам. Старыгин удрученно молчал. След оборвался. Ему нечего будет сказать Агнессе Игоревне сегодня вечером по телефону.

— Просто удивительно, — сказал он, вовремя спохватившись, чтобы не сопроводить слова тяжким вздохом, — при такой сильной охране и вдруг кража! Господин Коврайский, по-моему, слишком спокойно все воспринимает… И даже не сказал, когда это случилось — не так давно, ну надо же!

— Именно об этом я сейчас говорила с садовником, — спокойно ответила Катаржина, — видите ли, это пан Воржичек, мой старинный знакомый. Раньше он работал садовником в замке Карлштайн, а я там подрабатывала летом, будучи студенткой…

Старыгин снова отметил, что его спутница не сказала, как давно это было.

— Пан Воржичек многого не знает, — продолжала Катаржина, — но слуги болтали, что сигнализацию кто-то отключил. Причем очень быстро и тихо. Полицию, конечно, вызывали, но хозяин просил не поднимать шума — дескать, картины не слишком ценные, и он не хочет, чтобы его репутация пострадала.

— Но садовник хотя бы помнит, когда это случилось? — Старыгин не сумел скрыть досаду. —Из беседы с хозяином у меня сложилось такое впечатление, что ему все равно.

— Три месяца назад, после Нового года, — ответила пани доктор, и добавила, усмехнувшись, если вам нужна точная дата, можно выяснить в полиции.

— Стало быть, ограбил кто-то из людей приближенных, вхожих в дом? — быстро задал следующий вопрос Старыгин.

Хозяин дома показался ему весьма скользким типом, и вполне возможен такой вариант, что он сам имитировал кражу. Чтобы в случае чего, быстро откреститься — украли, мол, картину, и он понятия не имеет, где она сейчас находится.

— Код сигнализации знает всего несколько человек, — продолжала доктор Абст, — все они вне подозрения. Как вы, наверное, заметили, господин Коврайский — весьма оригинальная личность. Он живет очень уединенно и редко выбирается из дома. Терпеть не может шумные компании и яркий свет. Однако до кражи, его весьма часто навещала какая-то дама, так что даже садовник это заметил. Потом она пропала, просто исчезла. То есть больше он ее не видел.

— Дама? Может он знает, кто она такая? встрепенулся Старыгин.

Глаза Катаржины блеснули неподдельным интересом, но Старыгин этого не заметил.

— Русская. Полная, очень белокожая блондинка, — ответила она с нескрываемым ехидством, имени и адреса своего она, к сожалению, садовнику не оставила…

Старыгин наконец сообразил прекратить расспросы, которые выглядели по меньшей мере странно.

* * *

— Сколько раз я тебе говорила про кофе! —Алиса швырнула чашку на ковер и с удовлетворением проследила за тем, как коричневое пятно расползлось по светло-бежевой поверхности.

— Что про кофе? — испуганно переспросила горничная.

— Что про кофе! — передразнила ее хозяйка. —Не делай вид, что ты еще глупее, чем кажешься! Я тебе сто раз говорила, что кофе должен быть горячим! Горячим! Ты это слово понимаешь? Или тебе нужно показать его в словаре?

— Он был горячий… — робко возразила горничная.

— Так ты еще будешь со мной спорить? взвизгнула Алиса и запустила в строптивую девчонку тарелкой.

— Нет, Алиса Васильевна, — проговорила та, увернувшись. — Не буду…

— Еще раз такое повторится — и можешь считать себя уволенной!

На самом деле кофе был вполне сносный, но Лика Сарычева, большой авторитет по части отношений с прислугой, говорила, что время от времени непременно нужно закатывать скандалы, иначе горничные распускаются и садятся хозяевам на шею. Допустить такого Алиса не хотела, поэтому решила начать день с воспитательного скандала.

— Долго я буду ждать свой кофе? — проговорила она умиротворенным голосом.

Горничная метнулась к двери, но прежде чем она скрылась, Алиса добавила:

— И пятно на ковре не забудь отчистить!

Алиса облегченно перевела дыхание. Все-таки воспитательная работа очень утомительна!

Дверь малой столовой снова распахнулась.

Алиса удивленно подумала, что горничная уже несет кофе взамен вылитого, но это была Анфиса. Остановившись, как всегда, с дебильным видом, она сложила руки на животе и сообщила:

— Алиса Васильевна, к вам господин Крество… Крестовоздвиженский!

С гордостью выговорив такую сложную фамилию, она застыла, как египетская мумия.