– Думаю, она скажет тебе, что об этом ей поведали капли дождя, упавшие с плаща Майло.
– Совершенно верно, дорогая, – Клотильда подняла деревянную лопатку, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. – Значит… ты наконец-то признаешь, что у меня есть пусть маленький, но дар провидицы.
– Что у тебя есть, мама, так это театральный дар. Тебе нравится быть загадочной и заботливой.
– Моя дочь – скептик. Но я тоже люблю тебя, дорогая.
Наконец-то опустив Майло на пол, Гримбальд встал на колено и, помогая ему снять желтый дождевик, спросил:
– За оружием? Но я думал, Каб, что ты против оружия.
– Я не против того, чтобы оно было у других, Грим. Что же касается меня… я испытывал к нему отвращение.
– А теперь?
– Я это отвращение преодолеваю.
Из гостиной бункера путь в арсенал лежал через прежнюю спальню Пенни. За пятнадцать лет, прошедшие со дня ее отъезда из дома, спальня ни на йоту не изменилась, осталась точно такой же, как в детстве Пенни, проведенном ею с родителями под землей в те дни, когда они спускались в бункер.
Отчасти из сентиментальных мотивов, они не расширили арсенал за счет спальни дочери. Они также надеялись, что мы с Пенни различим признаки надвигающегося Армагеддона и присоединимся к ним в этой цитадели выживания до того, как политикан, или безумный мулла, или рехнувшийся диктатор, или группа обозленных утопистов, или просто повседневная деятельность федеральной бюрократии уничтожит цивилизацию.
Я не исключаю возможности того, что придет день, когда мы спустимся с ними под землю. Но прежде чем поселиться в бункере, я настою на том, чтобы из комнаты Пенни убрали постер обнаженного по пояс Джона Бон Джови: не хочу, чтобы он напоминал ей, что она получила гораздо меньше, чем сулили ей девичьи грезы.
Арсенал находился рядом с еще одной большой комнатой их подземного комплекса. В нем собрано самое разное оружие, не говоря уже о боеприпасах. Защитникам Аламо хватило бы их на пять лет.
Разумеется, в прошлом, когда Пенни была Брунхильдой, она росла в окружении оружия. И хотя считалась с моим мнением и дома оружия не держала, дважды в год ездила с родителями в тир, чтобы не терять навыков меткой стрельбы.
Я бы предпочел остаться на кухне с Клотильдой и Майло. Но ради защиты моей семьи, если я, действительно, хотел перебороть отвращение к оружию, мне не оставалось ничего другого, как взглянуть на него, а вскорости, похоже, даже и коснуться.
Пенни и ее отец углубились в сугубо техническую дискуссию об оружии, которое подошло бы нам больше всего. Я пытался внимательно слушать их и набираться ума, но очень скоро вообще перестал что-либо понимать. Совсем как кельтские слова, которыми Клотильда благословляла нашего сына. И вскоре им удалось сделать то, чего я и представить себе не мог: оружие стало для меня менее пугающим, зато ужасно скучным.
Я вышел из арсенала в последнюю и самую большую комнату бункера. Здесь находилось доказательство (если бы я в нем нуждался), что Грим и Кло – не безумцы, что они ничем не отличаются от других эксцентричных людей.
Под выживанием они понимали не просто сохранение собственных жизней в случае глобальной катастрофы. Они надеялись сохранить и фундаментальные труды мысли и искусства, которые дал миру Запад, общество, исходящее из того, что каждый человек рождается с чувством собственного достоинства и дарованным Богом правом быть свободным, которое никто не может отрицать или оспаривать.
Книги.
Классические произведения древнегреческой философии. Аристофан… Аристотель… Платон…
Пьесы Еврипида. Плутарх с жизнеописаниями легендарных и реальных греков и римлян. Геродот – с древней историей. Гиппократ – с медициной. Евклид и Архимед – с механикой и математикой.
Шедевры Средних веков: Данте… Чосер… Святой Фома Аквинский…
От Шекспира до «Жизни Джонсона» Босуэлла, от Диккенса до Достоевского [21] .
Двадцатый век, в течение которого напечатали больше книг, чем в любом другом, представляли не больше сотни томов. Конрад, соединивший столетия «Сердцем тьмы». Беллоу… Черчилль… Оруэлл… О’Коннор… Пастернак… Во…
Они запасли по три экземпляра каждой книги. Два – в герметичной вакуумной упаковке, третий – только в суперобложке, для чтения.
Я склонен верить, что такие же библиотеки были и в других семейных бункерах, возможно, в некоторых хранились и коллекции репродукций произведений искусства, созданных до заката Запада. Когда искусство праздновало и отражало радость жизни, а не ее грехи и негативные стороны.
Иногда даже крайняя эксцентричность не есть что-то аномальное – просто необычное. Иногда это даже проявление мудрости. И все связанное с бункером Бумов, возможно, следовало воспринимать как благоразумие, а не навязчивую идею, и то, что могло выглядеть эгоистичным, на самом деле являло собой благородство.
Я вернулся в арсенал. Пенни и Гримбальд закрывали крышки двух металлических чемоданчиков размером с «дипломат», в которые уложили выбранные для нас оружие и боеприпасы.
Грим протянул мне один чемоданчик.
– Пенни научит тебя, как пользоваться предохранителем и стрелять. Если бы я верил в переселение душ, то сказал бы, что в прошлой жизни она была Энни Оукли [22] .
– Моя жена – восхитительная поклонница оружия.
Грим щелкнул большим и указательным пальцем.
– Вот и хорошо! И я купил все то, о чем просил Майло.
На мгновение я подумал, что наш мальчик тоже заказал себе оружие.
– Нет, нет, – покачал головой Гримбальд. – Месяц назад он позвонил по телефону и продиктовал список электронных устройств и специальных микрочипов.
– Но я всегда сам покупаю то, что ему нужно.
Грим отвернулся от нас и двинулся в глубь арсенала. Словно Тор, забывший, куда положил последнюю связку молний.
– Этого ты бы купить не смог. Они запрещены к продаже.
– Запрещены кем?
– Государством. – Он достал из шкафа маленький чемодан. – Чтобы их купить, надо иметь связи на черном рынке.
– Почему?
Вернувшись с чемоданом, Гримбальд улыбнулся и подмигнул мне и Пенни.
– Ну, скажем так… эти вещицы имеют… военное назначение.
Мы с Пенни переглянулись, обменявшись десятью тысячами слов тревоги.
– И что, интересно, задумал наш малыш? – задал Гримбальд риторический вопрос.