— Полуавтоматические, чтобы перезарядить можно было одной рукой, — продолжила Карсон. — Пожалуй, подойдет «городской снайпер». Какая у него длина ствола?
— Восемнадцать дюймов, — без запинки ответил Обри.
— Пусть укоротят до четырнадцати. Но нужны они нам быстро, нет времени ждать, пока их изготовят на заказ.
— Как скоро?
— Сегодня. Раньше. Как можно быстрее. «Городской снайпер», «СТГ», «ремингтон», мы возьмем любые помповики, если они соответствуют нашим требованиям.
— И вам для каждого потребуется специальный ремень, чтобы носить на плече и стрелять от бедра, — указал Обри.
— Так к кому нам обратиться? — Карсон по-прежнему стояла с цветками в руках, словно протестовала против войны.
Продолжая рассеянно обрезать лишние побеги (чик-чик, чик-чик, чик-чик), Обри с полминуты всматривался в нее и Майкла.
— Очень уж большая огневая мощь, чтобы добраться до одного парня. Кто он? Антихрист?
— Его хорошо охраняют. Нам придется кое-кого положить, чтобы выйти на него. Но все они — подонки.
Обри Пику она не убедила.
— Копы постоянно сбиваются на кривую дорожку. Учитывая, как мало им помогают и сколь сильно критикуют, это неудивительно. Но не вы двое. Вы не можете скурвиться.
— Ты помнишь, что случилось с моим отцом? — спросила Карсон.
— Это все ложь. Твой отец до самого конца был честным копом.
— Я знаю. Но спасибо тебе, Обри, за эти слова.
Когда Обри склонял голову в этой широкополой соломенной шляпе, то выглядел точь-в-точь как Трумен Капоте, собравшийся позавтракать на траве.
— Ты хочешь сказать, что знаешь, кто уложил его и твою мать?
— Да.
— Кто нажимал на спусковой крючок или кто приказал нажать на него?
— Мы добрались до самого верха.
Обри повернулся к Майклу.
— То есть, когда вы его хлопнете, налетят репортеры?
Майкл умел молчать и изображать придурка. Он пожал плечами.
Обри такая реакция не устроила.
— Тебя могут и убить.
— Никто не живет вечно, — ответил Майкл.
— Лулана утверждает, что мы все живем. В любом случае это месть О’Коннор. Почему должен умирать ты?
— Мы — напарники, — ответил Майкл.
— И что? Напарники не совершают самоубийство друг за друга.
— Я думаю, мы все сделаем и сможем уйти.
Сухая улыбка лишила розовое лицо старика невинности.
— Дело и не в этом.
Карсон скорчила гримасу.
— Обри, не заставляй его это говорить.
— Я просто хочу услышать настоящую причину, по которой он готов пожертвовать собой.
— Нужно ли тебе это?
— Может, нужно, может, и нет. Вы меня уже почти убедили. Я знаю твой мотив, дорогой. Только хочу, чтобы ты подтвердил мою догадку.
— Не говори, — предупредила Карсон Майкла.
— Да он и так знает, — ответил Майкл.
— В этом все дело. Он уже знает. Ему нет нужды слушать, как ты это говоришь. Он просто капризничает.
— Дорогая, не обижай Обри. Майкл, почему ты хочешь это сделать?
— Потому что…
— Нет, — предприняла Карсон последнюю попытку его остановить.
— …я ее люблю.
— Черт! — вырвалось у Карсон.
Обри Пику радостно рассмеялся.
— Обожаю романтику. Дай мне свой номер сотового, и человек с товаром позвонит в течение двух часов, чтобы сказать, где и когда его можно получить.
— Обри Пику, мне очень хочется заставить тебя съесть эти розы, — Карсон затрясла «Французским ароматом» и «Черным бархатом» перед лицом старика.
— Учитывая, что они пропитались запахом твоих сладких ручек, подозреваю, я получил бы удовольствие.
Она бросила розы на землю.
— Раз так, я хочу попросить тебя еще об одной услуге. Одолжи нам деньги на покупку оружия.
Обри рассмеялся.
— С чего мне это делать?
— Потому что однажды мы спасли тебе жизнь. И у меня нет нескольких тысяч долларов, запрятанных в чулке.
— Дорогая, ты же знаешь, щедростью я не славлюсь.
— А вот Лулана пытается убедить тебя, что щедрость — не порок.
Он нахмурился.
— Я же становлюсь соучастником.
— Нет, если ссуда дается под честное слово. Никаких расписок.
— Я не про законную сторону. Про моральную.
Майкл подумал, что его подвел слух. Не мог Пику говорить про мораль.
— Связать продавца и покупателя — это ничего не означает. Потому что я не получаю комиссионных, — продолжил Обри. — Но если я профинансирую сделку, даже не получая процентов…
Последнее удивило Карсон.
— Не получая процентов?
— Похоже, в этом случае ответственность в какой-то степени ложится и на меня. — На лице под широкополой шляпой отразилась тревога. — Этот Иисус такой строгий.
— Строгий?
— Если половина того, что говорит Лулана, — правда…
— Половина — правда?
— …тогда приходится задумываться о последствиях.
— Обри, — в голосе Карсон слышалось недоумение, — ты уж не обижайся, но с учетом того, как прожита твоя жизнь, мне представляется, ты не должен бояться строгостей Иисуса из-за того, что одолжишь нам деньги.
— Может, и нет. Но я стараюсь стать другим человеком.
— Стараешься?
Обри снял шляпу, вытер носовым платком потный лоб.
— Они все знают, кем я был, но Лулана, Евангелина, Моисей… они относятся ко мне с уважением.
— И не потому, что боятся, как бы ты не приказал переломать им ноги.
— Именно так. Это удивительно. Они все хорошо относились ко мне безо всякой на то причины, и через какое-то время мне тоже захотелось ответить им добром на добро.
— Какое коварство! — воскликнул Майкл.
— Да, — согласился Обри. — Действительно. Ты позволяешь таким вот людям войти в твою жизнь, особенно если они умеют печь вкусные пироги, а потом ты не успеваешь и оглянуться, как раздаешь деньги на благотворительность.
— Ты этого не делал, — не поверила Карсон.
— В этом году отдал уже шестьдесят тысяч, — Обри застенчиво улыбнулся.
— Не может быть.
— Сиротский приют отчаянно нуждался в ремонте, поэтому кто-то должен был проявить инициативу и оплатить расходы.