Из кухни донесся шум. Она не могла понять, что там происходит.
Майкл приподнялся из-за дивана.
— Он собирается прыгнуть в окно!
Карсон появилась в арке, увидела поднятую нижнюю половину окна. Харкер на корточках сидел на подоконнике, спиной к ней.
Она оглядела кухню, чтобы убедиться, что дробь рикошетом не попадет в Дженну. Нет, на кухне был только Харкер.
Монстром он был или нет, выстрел в спину стал бы предметом разбирательства в службе внутренней безопасности, но Карсон все равно застрелила бы его, если бы он не прыгнул до того, как ее палец нажал на спусковой крючок.
Метнувшись к окну, Карсон ожидала увидеть под ним пожарную лестницу, может, балкон. Увидела только голую стену.
Харкер прыгнул в проулок. С высоты в тридцать, может, и все тридцать пять футов. Такой вполне хватало, чтобы разбиться насмерть.
Он лежал на мостовой, лицом вниз. Не шевелясь.
Его прыжок, похоже, противоречил утверждению Дукалиона о том, что запрет самоуничтожения — непреложный закон для созданий Виктора.
Внизу Харкер шевельнулся. Вскочил на ноги. Он знал, что переживет этот прыжок.
Когда посмотрел вверх, на окно, на Карсон, отраженный лунный свет превратил его глаза в фонари.
С такого расстояния выстрел (или четыре выстрела) из помповика не мог причинить ему вреда.
Он побежал к ближайшему концу проулка. Там остановился, и к нему тут же подкатил белый вэн. Скрипнули тормоза, открылась водительская дверца, из нее высунулся мужчина. С такого расстояния Карсон не смогла разглядеть его лицо. Увидела лишь, что волосы у мужчины седые или очень светлые.
Услышала, как водитель что-то сказал Харкеру. Слов, само собой, не разобрала.
Харкер обошел вэн, нырнул на пассажирское сиденье.
Водитель скрылся в кабине, захлопнул дверцу, нажал на педаль газа. В визге шин, оставив на асфальте черные следы, вэн рванул с места и скрылся в ночи.
Возможно, это был «Форд». Но она могла и ошибиться.
Со лба Карсон капал пот. Она вся взмокла. Но, несмотря на жару, пот ее пробил ледяной.
Виктор назвал его Карлофф, возможно, демонстрируя чувство юмора, но Эрика не находила ничего забавного в ужасной «жизни», которую даровали этому существу.
Лишенная тела голова стояла в антибиотическом, цвета молока, растворе. Одни трубки подводили к ней питательные вещества, по другим уходили отходы жизнедеятельности. Карлоффа обслуживал добрый десяток машин и механизмов. Эрике все они казались загадочными и зловещими.
Кисть лежала на полу, ладонью вверх, неподвижная.
Карлофф контролировал этого пятипалого исследователя посредством телекинеза, которым его создатель надеялся овладеть. И эксперимент этот оказался удачным, пусть и внушал ужас человеку со стороны.
Отделившаяся от поддерживающих ее жизнедеятельность машин кисть умерла. Карлофф еще может оживлять ее, но недолго. Плоть быстро разлагается. Даже телекинез бессилен перед застывшими суставами и гниющими мышцами.
Однако Виктор не мог предположить, что Карлофф сумеет использовать свои психические способности для того, чтобы обрести хоть какую-то степень свободы и побродить по особняку в отчаянной надежде свести счеты со своим создателем.
С помощью тех же самых сверхъестественных способностей Карлофф сумел активировать электронный механизм двери, соединяющей секретную лабораторию с кладовой, чтобы она открылась перед Эрикой. Их он использовал и для того, чтобы включить телевизор, когда заговорил с Эрикой, пытаясь подбить ее на мятеж.
Программу Карлоффа усекли по сравнению с той, что была заложена в Эрику, поэтому ему остались неведомыми и понимание миссии Виктора, и ограничения, наложенные на представителей Новой расы. Теперь он узнал, что Эрика не может пойти против ее создателя, и его отчаяние было безмерным.
Когда она предложила ему воспользоваться своими способностями и отключить машины, которые поддерживали его существование, выяснилось, что и в его программу введен запрет на самоуничтожение.
Эрика попыталась отогнать навалившееся на нее уныние, надежда стремительно покидала ее. Выходило, что ни в крадущейся по полу кисти, ни в самопроизвольном включении телевизора не было ничего сверхъестественного, как ей хотелось верить.
О, как же она мечтала, чтобы эти чудеса послужили доказательством того, что, помимо этого, существует и другой мир. Но божественное Присутствие на поверку обернулось вот этим гротескным Карлоффом.
Она могла бы обвинить его в глубоком разочаровании, которое испытывала, могла бы возненавидеть, но нет. Вместо этого жалела это несчастное существо, беспомощное в своей силе, обреченное на адскую жизнь.
Возможно, чувство, которое она испытывала, не было жалостью. Строго говоря, на жалость Эрика была неспособна. Но что-то она испытывала, что-то острое и мучительное.
— Убей меня, — взмолилось несчастное существо.
В налитых кровью глазах застыла боль. Наполовину сформированное лицо превратилось в маску печали.
Эрика уже собралась сказать ему, что программа запрещает ей убивать как представителей Старой расы, так и Новой, за исключением двух случаев: при самозащите и по приказу ее создателя. Потом поняла, что такой ситуации программа не предусматривала.
Карлофф не принадлежал к Старой расе, но его нельзя было отнести и к Новой. Он был чем-то другим, уникумом.
Ни одно из правил, по которым жила Эрика, такую ситуацию не учитывало.
Оглядывая машины, поддерживающие жизнедеятельность головы, ничего не зная о том, как работают эти устройства, она сказала:
— Я не хочу причинять тебе боль.
— Боль — единственное, что я знаю, — пробормотал Карлофф. — Покой — единственное, чего хочу.
Она щелкала переключателями, выдергивала штепсели. Гудение моторов и урчание насосов сменились тишиной.
— Я ухожу… — Голос Карлоффа начал стихать. — Ухожу…
На полу в углу дернулась кисть, снова дернулась.
Последние слова лишенной тела головы Эрика едва расслышала: «Ты… должно быть… ангел».
Она какое-то время постояла, думая о том, что он сказал, ибо поэты Старой расы часто писали, что пути Господни неисповедимы и никому не ведомо, когда может случиться чудо.
А потом поняла, что Виктор не должен ее здесь застать.
Она оглядела переключатели, к которым прикасалась, штепсели, которые выдернула. Вставила один из штепселей обратно в розетку. Кисть перенесла из угла под один из переключателей. Еще один штепсель вложила в кисть, согнула пальцы, чтобы они сомкнулись на штепселе, подержала, пока они не застыли в новом положении.