— То есть ты хотел сказать, что банки грабила твоя бабушка, Росс?

— Чья-то чертова бабушка это делает, и ты можешь поставить на спор свой зад.

— Ты знаком с букмекером, который берет ставки на то, что чья-то бабушка ограбит или не ограбит банк? Если можно выиграть приличные деньги, я, пожалуй, поставлю сотню баксов.

Мондейл слез со стола, поправил узел галстука:

— Я не хочу, чтобы ты здесь работал, сукин ты сын.

— Ты же помнишь старую песню «Роллинг стоунз», Росс. Не всегда можно получить то, что хочешь.

— Я могу отправить твой зад в Центральный участок, где ему самое место.

— Тебе не удастся отправить его без остальных частей моего тела, а остальные части намерены какое-то время побыть здесь.

Лицо Мондейла потемнело. Губы сжались и побелели. Казалось, еще чуть-чуть, и он бросится на Дэна с кулаками.

Но Дэн заговорил до того, как капитан успел совершить что-либо опрометчивое.

— Послушай, ты не можешь снять меня с расследования, которое я начал вести с самого начала, если я не напортачу. Ты знаешь, таковы правила. Но я не хочу собачиться с тобой. Меня это отвлекает. Поэтому давай заключим перемирие, а? Я тебя не цепляю, веду себя как пай-мальчик, а ты не путаешься у меня под ногами.

Мондейл молчал. Тяжело дышал и, похоже, не решался заговорить, опасаясь, что сболтнет лишнее.

— Мы не очень любим друг друга, но это не та причина, которая может помешать нам работать вместе, — добавил Дэн, чтобы окончательно успокоить Мондейла.

— Почему ты не хочешь отказаться от этого расследования?

— Потому что оно интересное. Большинство расследований убийств скучны. Муж убивает бойфренда жены. Какой-нибудь псих убивает женщин, которые напоминают ему мать. Один торговец наркотиками убивает другого торговца наркотиками. Я сталкивался с этим сотню раз. Наводит тоску. А вот здесь, думаю, что-то особенное. Вот почему я не хочу отдавать это расследование. В жизни нам всем необходимо разнообразие. Вот ты, Росс, носишь только коричневые костюмы, и это твоя ошибка.

Шпильку Мондейл проигнорировал.

— Так ты думаешь, на этот раз у нас громкое дело?

— Три убийства… ты не считаешь, что это привлечет внимание?

— Я имел в виду что-то действительно громкое. Вроде семьи Мэйсона или Душителя из Хиллсайда.

— Вполне возможно. Все зависит от того, как пойдет расследование. Но, да, я предполагаю, что это та самая история. Которая увеличивает продажу газет и повышает рейтинги новостных телепрограмм.

Мондейл задумался над словами Дэна, глаза его затуманились.

— Настаиваю я только на одном. — Дэн наклонился вперед, положил руки на стол, изобразил на лице суровость. — Если я буду вести это расследование, то не хочу тратить время на разговоры с репортерами, на интервью. И твоя задача — не подпускать этих мерзавцев ко мне. Пусть сколько хотят снимают кровавые пятна, чтобы им было что показать в дневном выпуске новостей, но рядом со мной их быть не должно. Общаться с ними — не по моей части.

Туман в глазах Мондейла рассеялся, он встретился с Дэном взглядом.

— Да, конечно, никаких проблем. От прессы иной раз одна головная боль. — Возможность покрасоваться перед телекамерами и побеседовать с репортерами Мондейла только радовала. — Я возьму их на себя.

— Отлично.

— И ты будешь докладывать результаты мне, никому, кроме меня.

— Естественно.

— Каждый день, подробный отчет.

— Как скажешь.

Мондейл смотрел на Дэна, не веря своей удаче, но и боясь ее спугнуть. Каждый человек любит помечтать. Даже Росс Мондейл.

— Учитывая нехватку сотрудников и все такое, разве тебе нечем заняться? — спросил Дэн.

Капитан направился к своему кабинету, остановился через пару шагов, обернулся.

— Пока у нас есть трупы двух достаточно известных психологов, а известным людям нравится узнавать всякие новости об известных людях. Так что ты сможешь выйти на другой уровень, отличный от того, на котором находился, когда расследовал убийства наркодилеров. А кроме того, это расследование привлечет пристальное внимание прессы. Так что мне, скорее всего, придется встречаться с начальником полицейского управления, членами комиссариата, может, даже с мэром.

— И что?

— Поэтому не наступай ни на чьи мозоли.

— Об этом не волнуйся, Росс, я никогда не стану танцевать с этими парнями.

Мондейл покачал головой: «Господи!» Дэн проводил капитана взглядом. А оставшись один, вернулся к спискам.

8

Небо просветлело, из черного стало серо-черным. Заря еще не выползла из своей норы, но уже подобралась к выходу из нее, и оставалось десять или пятнадцать минут до ее появления над холмистым горизонтом.

Автомобильная стоянка у «Вэлью медикэл» практически пустовала, темноту на ней разгоняли лишь редкие круги света от подвешенных на столбах натриевых ламп.

Сидя за рулем своего «Вольво», Нед Ринк сожалел о том, что ночь подходит к концу. Он предпочитал ночную жизнь, был совой, а не жаворонком. До полудня мало что соображал и лишь после полуночи становился самим собой. Такая особенность его организма программировалась на генном уровне, потому что в этом он ничем не отличался от своей матери. У них обоих биологические часы шли не так, как это бывает у большинства людей.

Тем не менее ночную жизнь он выбрал сознательно. В темноте чувствовал себя более уверенно, чем при свете дня. Он был уродлив и знал это. Понимал, что днем уродство это бросается всем в глаза, тогда как темнота смягчала его, делала менее заметным. Низкий покатый лоб Неда вроде бы указывал на недостаток ума, но на самом деле он был далеко не глуп. Маленькие глазки располагались слишком близко к крючковатому носу, а остальные черты словно вырубили топором. За широкие плечи, длинные руки и бочкообразную грудь, несоразмерные его росту (ныне пять футов и семь дюймов), его еще в детстве (дети, как известно, жестоки) прозвали Обезьяной. Он так нервно реагировал на их насмешки, что уже к тринадцати годам заработал язву желудка. Но теперь Нед Ринк никому не позволял насмехаться над собой. Теперь, если такой смельчак находился, Нед Ринк просто убивал его, вышибал мозги без малейшего колебания и не испытывая при этом никаких угрызений совести. Он нашел прекрасный способ борьбы со стрессом: язвы давным-давно зарубцевались и более его не беспокоили.

С пассажирского сиденья он взял черный «дипломат», в котором лежали белый врачебный халат, белое больничное полотенце, стетоскоп и полуавтоматический пистолет «вальтер» с глушителем. Пули в патронах были с полыми наконечниками и с тефлоновым покрытием, от таких не спасали и пуленепробиваемые жилеты. Ему не пришлось открывать «дипломат», чтобы убедиться, что все на месте. Вышеуказанные предметы он уложил туда сам менее чем час тому назад.