Бланк объяснял причину конфликта с кагалом своим религиозным инакомыслием. Возможно, Цаплин не обратил внимания на этот документ, посчитав его уловкой ябедника. Однако в том же деле есть свидетельства противной стороны, которая в ходе судебной перепалки, среди прочих грехов, обвиняла Бланка и в том, будто он кичился, что следует «истинному Закону Моисея», в отличие от других, якобы погрязших в предрассудках.
Эти документы позволяют предположить, что одной из причин конфликта Бланка с кагалом было его критическое отношение к внутреннему быту еврейского общества, а попытки возвысить голос протеста повлекли за собой в течение пяти лет четыре судебных разбирательства, целью которых было заставить его замолчать. Интересно, что прошение Бланка на имя императора, написанное в августе 1816 года, не дошло до адресата, перехваченное местной администрацией.
Вскоре произошел инцидент, ставший предметом нового судебного разбирательства, грозившего самому Бланку и его старшему сыну Абелю ссылкой на поселение в Сибирь. 18 ноября 1816 года М. Бланк пришел в дом к сыну, видимо, недавно женившемуся. Сына дома не было, а его молодая жена Малка Потца стала требовать у свекра обещанную за Абелем в приданое сумму денег. Началась перебранка. На крик собрались соседи, кто-то ударил Мойшу Ицковича сзади. На вопрос Бланка, кто его ударил, приезжий фактор Янкель Шиманович, остановившийся в доме сына, указал на Абеля. Мойша обратился в городскую полицию с просьбой взять под стражу сына за неповиновение родителю и причинение побоев.
Абель был арестован. Началось следствие. Однако единственный свидетель, спровоцировавший Мойшу на прошение о взятии сына под стражу, исчез из города. 30 ноября М. Бланк подал прошение на имя гражданского губернатора с просьбой освободить сына, пострадавшего из-за наговора, и оставить его прежнее прошение без дальнейшего производства, предав его забвению.
Гражданский губернатор поручил городскому магистрату проверить законность прошений Бланка, а также обратить внимание на поведение отца и сына. 31 декабря был проведен допрос 12 житомирских евреев о поведении Бланков, и они под присягою его одобрили. Такой же опрос был проведен в Староконстантинове, где Бланки были записаны по ревизии. Здесь же 12 староконстантиновских евреев под присягой утверждали, что «с самого начала знания их Мошка Бланка оный Бланк был поведения самого худшего по еврейскому закону подвергал себя неоднократно криминалу, замечен в разных воровских делах и блудодействованию».
Несмотря на положительные отзывы житомирских евреев, городской магистрат Житомира, основываясь на показаниях староконстантиновских евреев, признал Мойшу и Абеля Бланков «неодобренными», постановил в целях «воздержания их впредь от худых поступков отдать их 6-ти житомирским оседлым и ни в чем неподозрительным жителям о честной их впредь жизни на поруки, а в случае не взятия на таковые, согласно указу 1763 года февраля 10-го числа сослать оных Мойшу и Абеля Бланков в Сибирь на поселение».
За недоказанностью вины Абель был отпущен из-под ареста, а Мойше пришлось заплатить пятьдесят рублей ассигнациями за необоснованные прошения и дать подписку, что он впредь не будет затруднять начальство подобными жалобами. Казалось бы, этот эпизод семейной жизни Бланков – еще одно свидетельство конфликтного характера Мойши Ицковича. Однако действия странного свидетеля, оговорившего сына перед отцом, спровоцировавшего Бланка на обращение в суд и исчезнувшего в момент следствия, дают основание предположить, что конфликт был организован.
Действительно, новое судебное разбирательство, последовавшее вскоре после обращения Бланка за поддержкой к императору, дало возможность староконстантиновским евреям скомпрометировать его перед местной властью.
Обращаясь к императору, М. И. Бланк заявлял о своем несогласии с религиозным фанатизмом еврейского общества, сопровождавшимся нетерпимостью к окружающим христианам. Этого было достаточно, чтобы кагально-раввинская организация объявила его «преступником еврейского закона, погрязшим в блудодействии».
Конфликт Бланка с кагалом пришелся на первую четверть XIX века, когда русское правительство пыталось провести культурную реформу еврейского общества с целью преодоления его религиозно-национальной замкнутости. Эти попытки находили поддержку среди наиболее продвинутой части еврейства, понимавшей, что с переходом в русское подданство вовлечение в общегражданскую жизнь невозможно без культурного сближения с окружающим населением.
Еще в последние десятилетия XVIII века среди польско-литовского еврейства распространились идеи немецкого философа Моисея Мендельсона (1729—1786), выступавшего за союз еврейской традиции и европейского просвещения. Сторонниками мендельсоновского движения часто выступали богатые еврейские купцы, имевшие торговые сношения с промышленными центрами Западной Европы.
В первое десятилетие XIX века в отдельных местностях России в черте оседлости евреев стали самостоятельно появляться ячейки последователей Мендельсона. Крупнейшим еврейским просветителем первой половины XIX столетия считается Ицхак Бер Левинзон (1788—1860), большую часть жизни проживший в Кременце на Волыни. Он резко критиковал традиционное еврейское образование и призывал евреев изучать светские науки и русский язык.
Взгляды еврейских просветителей – сторонников сближения с русским народом импонировали русскому правительству. Однако, по мнению еврейских историков, правительство само обессилило культурную реформу, не решившись в первой четверти XIX века упразднить власть кагально-раввинского союза над еврейским народом.
Официальный раввинат, озабоченный ослаблением своего влияния и продолжавший держать еврейский народ в тисках обрядовых стеснений, повел борьбу против попыток насаждения светского образования среди евреев. В этой борьбе он нашел себе сторонника в лице «заклятого врага» – хассидизма, появившегося, как известно, на Подолии и привлекшего к себе в конце XIX века значительное население Подолии, Волыни и Украины.
Как пишет Ю. Гессен: «Хассиды и их противники были в одинаковой мере заинтересованы в том, чтобы кагал решительно выступил против малейшей попытки насадить просветительские идеи среди еврейского общества». В этих условиях лиц, критически относившихся к внутреннему быту, принуждали молчать. Тот же Гессен отмечает: «Отдельные личности были совершенно бессильны бороться с кагалом, располагавшим материальными средствами, привлекавшим нередко на свою сторону местную администрацию, и его власть фактически не была умалена».
Эти нормы внутреннего быта еврейского общества, как нам представляется, повлияли на судьбу М. Бланка и его сыновей. Предположение о том, что конфликт с кагалом был вызван не только сложным характером Бланка, но и его стремлением к сближению с христианским окружением, подтверждает и тот факт, что в Житомире Мойша Ицкович довольно мирно уживался с евреями, несмотря на то, что рискнул отдать своих сыновей учиться и общеобразовательное христианское училище. Для подобного шага в то время нужно было иметь достаточно мужества. «Положение о евреях» 1804 года предоставило еврейскому населению доступ во все государственные школы.