Пока Фальстаф с интересом наблюдал, они соорудили подобную примитивную сигнализацию перед дверью между кухней и гаражом. Тоби увенчал ее стаканом с ложками, поставив его на металлическую миску.

Они перенесли миски, блюдца, кастрюли, сковороды и вилки в фойе. Когда Джек уйдет, им придется соорудить третью башню у передней двери.

Хитер не могла избавиться от чувства, что все их усилия по устройству сигнализации бесполезны. Просто умилительны.

Они не могли забить все двери, первого этажа, потому что могло потребоваться бежать через одну из них. В этом случае им просто нужно будет порушить пирамиду, выдвинуть запор и уйти. И у них не было времени на то, чтобы превращать дом в запечатанную крепость.

Кроме того, каждая крепость может стать тюрьмой.

* * *

Даже хотя Джек и понимал, что времени достаточно, чтобы попытаться сделать дом немного более надежным, он не стал этого делать. Вне зависимости от того, какие они предпримут меры, множество окон на первом этаже делало организацию полной защиты весьма сложной.

Самое большее, что он мог сделать, - пробежать мимо окон наверху, пока Хитер проверяла их на первом этаже - и убедиться, что они закрыты. Многие из них казались заклеенными и довольно прочными.

За каждым открывалась взгляду только злая игра снега и ветра. Он не заметил снаружи ничего необычного.

Джек порылся в шкафу Хитер в главной спальне, разглядывая шерстяные шарфы. И выбрал один, с самой крупными петлями вязки.

Нашел свои солнечные очки на одежной полке. Ему очень хотелось, чтобы это были лыжные защитные. Солнечных может быть недостаточно. Он не сможет прошагать две мили до "Желтых Сосен" с глазами, не защищенными от блеска: есть риск получить снежную слепоту.

Когда вернулся на кухню, где Хитер проверяла замки на последних окнах, то снова поднял трубку телефона, надеясь услышать гудки. Глупо, конечно. Линия отрезана.

- Пора идти, - сказал он.

У них могло остаться несколько часов или только бесценных минут, прежде чем враг решит прийти за ними. Джек не мог угадать, быстро или лениво приближается это существо. Не было ни малейшей возможности понять его мыслительные процессы или узнать, значит ли что-нибудь вообще для него время.

Чужак. Эдуардо был прав. Совершенно чуждый. Загадочный. Бесконечно странный.

Хитер и Тоби проводили его до парадной двери. Он обнял Хитер быстро, но крепко и страстно. Поцеловал ее в последний раз. И так же поспешно попрощался с Тоби.

Он не отваживался задержаться в прихожей подольше, потому что в любую секунду мог решить не уходить совсем. Ранчо "Желтые Сосны" - это единственная надежда, которая у них есть. Не уйти - значило признать, что они обречены. Но и смириться с необходимостью покинуть жену и ребенка одних в этом доме было для него самым тяжелым из того, что он испытал за всю жизнь. Тяжелее, чем видеть, как умирали Томми Фернандес и Лютер Брайсон, тяжелее, чем сражаться с Энсоном Оливером на горящей техстанции, тяжелее, чем возвращаться к нормальной жизни после повреждения позвоночника. Он признался сам себе, что ему нужно больше мужества уйти, чем остаться с ними. Не из-за тягот, которые на него обрушит метель и не потому; что нечто необъяснимое может ожидать его снаружи. Но оттого, что если они умрут, а он останется жив, его тоска, вина и ненависть к самому себе сделают его дальнейшее существование страшнее смерти.

Он обернул шарфом лицо, от подбородка почти до глаз. Хотя получилось два слоя, вязка была достаточно свободной, чтобы позволять дышать. Надел поверх капюшон и стянул шнурок под подбородком, чтобы закрепить шарф. Чувствовал себя рыцарем, готовящимся к смертельному турниру.

Тоби глядел на него, нервно кусая нижнюю губу. Слезы заблестели на его глазах, но ему удалось удержать от порыва немедленно смахнуть их. Остаться маленьким героем.

Джек надел солнечные очки, так что слезы мальчика стали менее видны для него, и поэтому не так разъедающими его волю уйти.

Он надел перчатки и взял в руки моссберговский дробовик. Кольт сорок пятого калибра висел в кобуре на его правом бедре.

Миг настал.

Хитер выглядела разбитой параличом.

Он едва мог глянуть на нее.

Она открыла дверь. Завывающий ветер занес снегом все крыльцо и порог.

Джек выступил из дома и с трудом отвернулся от всего, что любил. Зашагал по снежной пудре на крыльце.

Услышал ее голос, произносящий в последний раз:

- Я люблю тебя! - Слова исказились ветром, но они были именно такие.

В конце крыльца, у ступенек, он приостановился, повернулся к ней, увидел, как она сделала один шаг из дома и сказал:

- Я люблю тебя, Хитер! - и спустился в метель, не уверенный в том, что она услышала его. Не зная, сможет ли он когда-нибудь говорить с ней, обнять ее. Увидеть любовь в ее глазах или улыбку, которая для него значила больше, чем место на небесах и спасение души.

Снегу на переднем дворе было по колено. Пошел, выдирая ноги из вязкой пудры.

Он не отважился оглянуться.

Знал, что покинуть их было необходимо. Это было смело. Это было мудро, осторожно, в этом была их главная надежда на спасение.

Однако всего этого он не чувствовал. А чувствовал себя так, как будто отрекается от них.

21

Ветер засвистел за окном, как будто обладал сознанием и теперь решил приглядеть за ними. Начал скрестись и стучать по кухонной двери, как будто проверял замок, выть и стонать вдоль сторон дома в поисках слабины в их защите.

С неохотой расставшись с "узи", несмотря на его вес, Хитер ходила от северного окна кухни к западному над раковиной и наблюдала. Теперь она вздернула голову и прислушалась к этим шумам, которые казались слишком осмысленными, чтобы принадлежать голосу бури.

За столом Тоби, надев наушники, играл в "Гейм-Бой". Его движения теперь были совсем иные, чем раньше, когда он играл в электронные игры: он не ерзал, не наклонялся, не качался из стороны в сторону, не подпрыгивал на месте. Играл, чтобы просто занять время.

Фальстаф был в углу, самом дальнем от окон, самом теплом месте в комнате. Время от времени он задирал свою благородную голову, вдыхал воздух или прислушивался. Но большей частью просто валялся на боку, озирая комнату на уровне пола и позевывая.

Время текло медленно. Хитер постоянно сверялась с настенными часами, уверенная, что по крайней мере прошло десять минут, но убеждалась только в том, что лишь две минуло с тех пор, как она глядела в последний раз.

Двухмильняя прогулка до "Желтых Сосен" отняла бы двадцать пять минут при хорошей погоде. Джеку могло потребоваться час или даже полтора в бурю, так как нужно идти по колено в снегу, обходить глубокие впадины и непрестанно сопротивляться штормовому ветру. Затем ему придется потратить не менее получаса, чтобы объяснить ситуацию и возглавить спасательную бригаду. Меньше чем пятнадцать минут уйдет на обратное путешествие, даже если придется расчищать несколько заносов на дороге. По максимуму он должен вернуться через два часа и пятнадцать минут, мажет быть - на полчаса скорее или позже.