— Кажется, я знаю, кто вам нужен, — сказала она.
— Как и когда я смогу с ним связаться? Тимоти не нравилось странное спокойствие, которое ее охватило. Лучше бы она гневалась, кричала, угрожала. Он чувствовал себя подлецом, но такова жизнь.
— Просто так взять и позвонить ему я не могу. Тем более, если Ион и впрямь такой страшный человек, как о нем рассказывают.
— Завтра, — решил за нее Тимоти. — Придумайте какой-нибудь предлог для встречи с ним. Но ждать я не могу. Если вы не поможете, меня убьют. — Он выложил на кофейный столик визитную карточку со своим номером. — Позвоните, как только все устроите.
— Завтра, — уныло пробормотала она. Тимоти стало не по себе. На смену тоске и чувству неудовлетворенности примешалось ощущение собственной грубости, бессердечности и бесчувственности. Но, черт побери, у него не было выбора, никак иначе до этой девки не достучаться, а искать другой путь к кому-нибудь из членов Братства не было времени. Только человек из недр самой организации может, взвесив все “за” и “против”, снабдить Тимоти информацией, чтобы он отправил Иона Маргеля за решетку.
— Скажите ему, что я готов заплатить. Размер вознаграждения не имеет значения. Конечно, в рамках разумного.
Он отправился в обратный путь, растянувшийся, как ему показалось, на многие тысячи миль...
* * *
Ровно через двадцать четыре часа, в конце первой половины дня в среду, Полли Лондон позвонила ему. Ее лицо на экране видеофона было нестерпимо прекрасно, почти так же прекрасно, как и оригинал. Она старалась не встречаться взглядом с его единственным глазом, она уставилась в какую-то точку в пространство и лишь порой, потупившись, смотрела на свои остававшиеся невидимыми для него руки, которые, как он предположил, переплелись пальцами, чтобы унять дрожь. Говорила она тихо, едва слышно, как маленькая, насмерть перепуганная девочка. Это удивило его. Он понял бы, если б она была на него обижена. Но откуда взялся испуг? Чего ей бояться?
— Через час, — сказала Полли. — И снова у меня.
— К сожалению, это не годится, — ответил Тимоти, отчаянно желая, чтобы она посмотрела прямо на него, и он смог бы еще разок насладиться изумрудным сиянием ее глаз. — Слишком велика опасность угодить в ловушку. Нам надо встретиться где-нибудь в общественном месте.
Она вроде бы смутилась. Потом, смахнув длинную прядь золотистых волос с лица, сказала:
— В Увеселительном парке. — Прозвучало это, да и все дальнейшее так, словно рядом с нею сидел, оставаясь вне поля зрения камеры, инструктор, который диктовал ей одно указание за другим. — Прямо за.., прямо за фонтаном. Там, откуда бросают монетки, загадывая желания. Через час.
— Я приду, — сказал Тимоти.
Она разъединилась, но Тимоти еще несколько мгновений сидел неподвижно, вглядываясь в экран, где только что видел пышные белокурые волосы, тронутую загаром кожу и изумрудное сияние в глазах...
* * *
Прибыв в Увеселительный парк, Тимоти старался не обращать внимания на любопытные взгляды зевак. Давным-давно он привык к тому, что представляет собой как бы самодвижущийся паноптикум, привык абстрагироваться от всеобщего внимания и чувствовать себя непринужденно в общественных местах. Тагастер однажды сказал ему, что невежественные и безвкусные люди вечно пялятся на того, кто отличается от них, не важно, в какую сторону, лучшую или худшую, даже если это отличие касается исключительно покроя одежды.
По середине живописного пруда бил фонтан. Вокруг толпилась праздношатающаяся публика. Многие бросали монеты в голубоватую воду, другие окунали в нее руки. И тут Тимоти увидел Полли Лондон. На ней был строгий брючный костюм и украшенная цветами соломенная шляпа с широкими полями. Колдовские глаза прикрывали большие круглые солнечные очки. Из-под шляпы выбивались прядки черных волос (Тимоти понял, что она в парике), но все эти ухищрения и уловки не могли скрыть ее красоту. Строго говоря, Полли Лондон выглядела еще более ослепительной и обольстительной, чем накануне.
— Он за фонтаном, — сказала она. — На той стороне не так людно.
— Пойдем, — сказал он.
Диаметр пруда составлял примерно двести футов, и чтобы попасть на другую сторону, надо было преодолеть довольно приличное расстояние. Им удалось вырваться из самой гущи толпы, протолкаться между прогуливающимися туристами и оказаться на противоположной от входа в парк стороне пруда. Там на фоне довольно густых зарослей стояла скамья, отделенная от фонтана и защищенная от его струй фрагментом скалы. На ней сидела, обнявшись и любуясь фонтаном, какая-то парочка, а рядом худощавый, низкорослый мужчина в темном костюме. Когда Тимоти и Полли приблизились, он привстал, подождал, пока девушка не уселась, и лишь после этого сам опустился на скамью. Тимоти садиться не стал, он как бы завис над ними обоими, наклонившись так близко, что говорить можно было практически шепотом.
Полли представила мужчин друг другу. Коротышка назвался мистером Кили. Тимоти показалось, что это имя вымышлено. Больно уж нервничал худощавый миниатюрный мужчина, беспрестанно оглядываясь по сторонам, словно боялся внезапного нападения.
— Не думаю, чтобы сюда забрели ваши друзья, — сказал Тимоти, желая его подбодрить. — Едва ли они развлекаются в Увеселительном парке.
Кили кивнул, потом посмотрел на Полли. Тимоти показалось, будто красавица подмигнула коротышке, и ему стал чрезвычайно интересен смысл этого молчаливого обмена мнениями.
— Тимоти, — начала Полли, вновь привлекая его внимание к своему замечательно красивому лицу. — Мистеру Кили хотелось бы сперва обсудить вопрос о деньгах. Он...
И тут она запнулась, потом всплеснула руками, и внезапно изменившееся выражение ее лица заставило Тимоти моментально насторожиться.
Он резко развернулся к Кили, в тот же миг вонзившему шприц ему в бедро, прямо над серебряным зажимом, на котором крепилось устройство для передвижения. Пусти он в ход наркодротик, у Тимоти, возможно, еще осталось бы время на отражение этой атаки. Но сейчас телепатические способности не могли выручить Тимоти.
Кили нажал на автоматический спуск шприца; в бедро Тимоти потекла какая-то ледяная жидкость.
Он хотел закричать, но лишь успел подумать, не опоздает ли даже с этим криком...
Его тело отказывалось исправно функционировать. Под действием наркотика оно задрожало и задергалось. Тимоти стало и жарко, и холодно одновременно. Ему даже показалось, будто он чувствует, как кровь просачивается сквозь туго натянутые стенки вен и артерий; кровь стала ледяной, чуть ли не замороженной, а тело, которому она давала жизнь, напротив, высохло и раскалилось, как будто его сунули в печь. По лицу Тимоти пробежала судорога, в эти мгновения оно казалось еще чудовищней, чем обычно. Будь у него даже руки и ноги, как у нормального человека, сейчас они бы оказались бессильны ему помочь.
Он попытался задать вопрос, что с ним делают.