Музыкант издавал нечленораздельные звуки, словно отчаянно пытался сообщить нечто очень важное. Его голова моталась из стороны в сторону, потом начались конвульсии — предвестники близкой смерти. Тимоти уже пожалел, что не спрятался в хаосе лучей. Широко раскрытые глаза Тагастера были полны слез. Он понимал, что умирает.
Тимоти не выдержал и нырнул в спасительное коммуникационное пространство-хаос, и перед ним вновь замелькали белые и черные хлопья, но тут же они опять стали многокрасочным миром, когда желание проститься с другом пересилило страх стать свидетелем его смерти. Тимоти самым позорным образом запаниковал и сам прекрасно понимал это. Ведь Тагастер пытался ему что-то сказать, пытался сказать ему что-то чрезвычайно важное. Но как же ему удастся, если в его горле торчит металлический стержень?
Вялой рукой Тагастер провел по стене, словно пытаясь написать на ней какие-то слова, и Тимоти разгадал его замысел. Он развернул приемник таким образом, чтобы камера охватывала большую часть помещения. Там имелся письменный стол, на котором лежало множество ручек и карандашей, — всего в каких-то двадцати футах от дальней стены. Но приемник не обладал способностью перемещать предметы, а сам Тагастер был не в состоянии передвигаться. Тимоти уже подумал о том, чтобы выйти из Системы Ментальной Связи, вернуться в собственное тело и вызвать полицию. Но Тагастер хотел что-то сообщить ему, это нельзя было оставлять без внимания.
Тимоти прищурил несуществующие глаза (глаза камеры нельзя было назвать глазами в строгом смысле слова, а его собственный глаз, разумеется, оставался дома, пристроившись где-то сбоку на его асимметричном лице) и заставил свою психическую энергию сосредоточиться в районе письменного стола. Сконцентрировавшись таким образом, он принялся играть с одним из карандашей. Тот покатился по столу и едва не свалился на пол. Тимоти, удвоив старания, оторвал его от поверхности стола и послал по комнате в ту сторону, где у стены умирал Тагастер. Тимоти показалось, будто он вспотел, чего в действительности произойти не могло.
Тагастер поймал карандаш и неуверенно подержал его в руке, словно не понимая, что это такое. Он закашлялся, выхаркнул кровь, какое-то время смотрел на бурый плевок на полу. Когда Тимоти призвал его написать что-нибудь, Тагастер вяло уставился на экран камеры; казалось, он пребывал во власти неясных сомнений.., или боли. Затем он написал на стене одно-единственное слово: “Маргель”... Буквы получились неровными, однако вполне разборчивыми. Затем Тагастер, вздохнув, выронил карандаш. Тот с глухим стуком ударился о паркет.
— Ленни!
Тимоти казалось, будто имя Маргель уже попадалось ему где-то, хотя где именно вспомнить он не мог. Так или иначе, теперь он чувствовал себя вправе покинуть Систему, вернуться в собственное тело и вызвать полицию. Но уже когда он выходил из Системы Ментальной Связи, до его слуха донесся вопль.
Это был женский вопль, истерический и душераздирающий, в течение нескольких секунд он сотрясал тишину дома Тагастера, а затем превратился в приглушенный клекот. Вопль донесся из спальни, и Тимоти, применив новое усилие, перенастроил приемник так, чтобы видеть и примыкающую к гостиной спальню.
Кричала и на самом деле женщина. Она пыталась выбраться из окна, но прозрачная ночная рубашка зацепилась за щеколду, заставив ее на какую-то долю секунды замешкаться, и это мгновение оказалось фатальным. В спину ей вонзились три дротика.
Кровь заструилась сквозь прозрачную материю и закапала на пол.
До сих пор действия Тимоти строились на предположении, что убийца уже покинул дом его друга. Теперь же он перевел камеру влево и увидел преступника.
Так называемая Гончая метнулась к дверям, держа на весу перед собой две механические руки с растопыренными пальцами, словно она намеревалась кого-то задушить. Колчан с дротиками был приторочен к “брюху” этой шарообразной машины. Вот, значит, каков он, убийца, — тридцать с небольшим фунтов компьютерной начинки в сферической оболочке, снабженных семью сенсорными системами.
Такие машины имеются только у полиции.
Но с какой стати полиции понадобилось избавляться от Тагастера?.. А если даже это действительно полиция, чего ради избирать столь необычное орудие убийства, которое без малейшего труда может изобличить и исполнителя, и заказчика?
Гончая исчезла за дверью спальни, и Тимоти внезапно вспомнил о том, что там, в гостиной, по-прежнему находится умирающий Тагастер. По-видимому, Гончая решила проверить результаты своих трудов. И Тимоти следом за нею переключился на главный приемник.
Тагастер лежал у стены в прежней позе, издавая булькающие звуки. И когда робот-убийца вернулся в гостиную, умирающий увидел его.
Тимоти нашел на столе бронзовую статуэтку — крестьянин с мулом (этот сувенир Тагастер привез из Мексики), — поднял ее в воздух и со всею силой, которую ему удалось собрать, обрушил на Гончую. Статуэтка ударилась о металлический панцирь механической гадины и, не причинив ей никакого вреда, упала на пол.
Гончая повернулась к Тагастеру, устройство для метания дротиков было заряжено.
Тимоти нашел на столе тяжелую пепельницу и попытался поднять ее в воздух, но сделать это ему не удалось. Он и сам знал, что его психоделическая сила имеет свои пределы. Но тут он вспомнил о том, что на столе среди рассыпанных карандашей лежит пистолет. Он направил на него поток энергии, однако не смог сдвинуть его с места. Он удвоил старания и в конце концов перевернул пистолет так, что его ствол смотрел прямо на Гончую. А уж нажать на “собачку” оказалось и вовсе простым делом. Пистолет выстрелил, но он был заряжен не боевыми патронами, а наркотическими капсулами, так что они не причинили роботу никакого вреда, разве что на миг отвлекли ее зрительные рецепторы.
Затем Гончая выстрелила в Тагастера. Четыре раза подряд. Прямо в грудь.
Тимоти почувствовал слабость и пустоту внутри себя, будто какой-то электронный вампир высосал из него всю энергию. Ему хотелось только одного: прекратить дальнейшие бесплодные попытки спасти друга, замкнуться в себе, вернуться домой, в свое пристанище, где у него оставались его книги, его кинофильмы, да и сам дом, в конце концов. Но он должен был испробовать все возможности, чтобы не позволить Гончей убежать. Он принялся лихорадочно рыскать оком камеры по гостиной Тагастера в поисках предмета, достаточно мелкого для того, чтобы его ограниченный дар оказался способен пустить его в ход. Он нашел несколько статуэток и других безделушек и бессмысленным градом обрушил их на бесчувственную машину.
Гончая озадаченно огляделась по сторонам, в свою очередь, выпустила залп дротиков в остававшиеся еще на местах сувениры, но так и не смогла обнаружить источник опасности. Затем пальнула пару раз в экран приемника, бросилась вон из комнаты, потом из дому и исчезла...
Тимоти все еще оставался в гостиной Тагастера и смотрел на теперь уже бездыханный труп друга. Тимоти испытывал такую душевную слабость, что не мог и подумать о том, чтобы отправиться куда-нибудь еще. Воспоминания замелькали у него в мозгу подобно ящерицам: одна цеплялась хвостом за другую, каждая запускала холодные коготки в его разум. Но больнее всего жгла мысль о том, что отныне раз навсегда прервалось его общение с Тагастером и не будет больше долгих задушевных бесед с другом и последующих размышлений, этими беседами навеянных. Когда умирает друг, это похоже на угасание свечи — свет и тепло исчезают, оставляя лишь смутные воспоминания.