Когда над лесом стали опускаться вечерние сумерки и полутьма поползла по комнате, Женя решила устроить торжественный ужин по случаю моего приезда. Она полностью чувствовала себя хозяйкой и задорно суетилась вокруг стола.
«Сегодня ты мой», – сверкнула она глазами в мою сторону. – «Пусть отец сердится, что мы уехали. Пусть знает, как мучается мама, когда его нет дома. Я ему нарочно покажу!» Только мы сели за стол, как за окном послышался шум приближающейся автомашины. Женя настороженно подняла брови. Автомобиль остановился у крыльца и через минуту в комнату смеясь вошла Анна Петровна, за ней следовал Николай Сергеевич и его товарищ по службе генерал-полковник Клыков. Вся компания была в очень весёлом настроении. Дом наполнился шумом и говором.
«Вот это замечательно! Не успели мы приехать – и стол уже накрыт», – смеясь и потирая руки, начал генерал-полковник. – «Николай Сергеевич, у тебя не дочка, а прямо клад!» «Ты думаешь, она это для нас приготовила? Жди!» – отозвался Николай Сергеевич и шутливо обернулся к Жене. – «Извините, что помешали, Евгения Николаевна! Разрешите присоединиться к вашему обществу?» «А ты тоже хорош!» – обернулся он ко мне. – «Переоделся в гражданское и уже про армейские порядки забыл?! Знаешь, что первым долгом начальству нужно представляться. Ах вы, молодёжь, молодёжь…» «А мы как раз домой собирались…» – начала было Женя.
«Зачем же ты тогда стол накрыла? Для нас?» – захлебнулся от веселья отец. – «Мы значит сюда, а вы – туда! Ну и хитра, дочка! Но я тоже не дурак. В наказание будете весь вечер с нами сидеть!» Анна Петровна принялась за хозяйство. Вскоре на столе появилось обильное пополнение, привезённое в автомашине из Москвы. Этикетки на консервных банках и бутылках поражают своим разнообразием, здесь изделия всех стран Восточной Европы – Болгарии, Румынии, Венгрии.
Это не трофейные продукты, которые нам часто приходилось видеть во время войны, это нормальная продукция мирного времени. Здесь же знакомые американские консервы, видимо остатки от американских поставок по ленд-лизу во время войны. В магазинах Москвы всех этих продуктов нет, зато в закрытом генеральском распределителе их изобилие.
«Ну а теперь, Гриша, рассказывай всё по порядку», – обратился ко мне Николай Сергеевич, когда на столе появился десерт. – «Как там жизнь в Германии?» «Жизнь как жизнь», – ответил я неопределённо, ожидая, пока генерал уточнит свой вопрос.
«Квартира у него там, во всяком случае, лучше, чем у нас с тобой», – вставила свое слово Женя.
Генерал делает вид, что не слышал слов дочери, и снова спрашивает меня: «Что там сейчас Соколовский делает?» «Делает то, что Москва прикажет», – отвечаю я и невольно улыбаюсь. – «Вам здесь лучше знать, что он делает».
Видимо, я попал в точку, дав Николаю Сергеевичу возможность начать разговор, к которому он искал повода. Он обдумывает свои мысли. Анна Петровна наполняет вином бокалы. Женя со скучающим видом смотрит по сторонам.
«Германия – крепкий орешек», – первым нарушает молчание генерал-полковник. – «Много времени пройдет, пока мы его раскусим. Союзники из Западной Германии без скандала не уйдут, а из одной восточной Германии толку мало. То ли дело со славянскими странами – раз-два и готово».
Он пробует вино, медленно опускает бокал на стол и говорит: «Я думаю, что наша первая задача – это создать крепкий блок славянских государств. Если мы создадим славянский блок, у нас будет хороший санитарный кордон вокруг границ. Наши позиции в Европе будут достаточно сильны, чтобы избежать повторения 1941 года».
«Ты, дружок, все назад смотришь, а нужно смотреть вперед», – укоризненно качает головой Николай Сергеевич. – «Что нам толку со славянского блока? Старые мечты о пан-славянской империи! Такими игрушками баловались сто лет тому назад царские политики. Теперь у нас, брат, эпоха коммунистического наступления по всему фронту.
Здесь забудь про славян, а ищи слабое место и действуй. Восточная Европа и западнославянские государства для нас сегодня интересны, главным образом, как наиболее благоприятная почва для проникновения, как плацдарм для дальнейшего».
«Пока что хозяева проводят совершенно ясную пан-славянскую политику», – возражает генерал-полковник. По принятой в московских верхах манере он прибегает к расплывчатому обозначению «хозяева», за которым подразумеваются Кремль и Политбюро.
«На то она и политика, чтобы скрывать конечные цели», – говорит Николай Сергеевич. – «Сегодня стыдно было бы не использовать возможности. Одна половина Европы наша, а вторая напрашивается, чтобы её взяли и навели там порядок».
На дворе уже совершенно темно. В открытое окно на яркий свет ламп над столом летят ночные мотыльки. Ударившись о стекло и опалив крылья, они беспомощно падают вниз. Среди полуживых мотыльков по столу медленно, с трудом перебирая лапками, ползёт сонная осенняя муха. Муха не имеет цели, она просто ползёт и всё.
«Вот она – Европа!» – с презрительной усмешкой говорит генерал и неторопливо, как будто подчеркивая свое превосходство, берет сонную муху между пальцев. – «Ее даже ловить не нужно – просто взять!» «А скажи по совести, Николай Сергеевич, зачем тебе эта дохлая муха? Какой тебе из неё прок?» – говорит генерал-полковник.
«Сама по себе Западная Европа для нас, конечно, не представляет большого интереса», – немного подумав, отвечает отец Жени. – «Привить европейцам коммунизм пожалуй труднее, чем кому-либо другому. Для этого они слишком избалованы и экономически и духовно».
«Вот видишь! Ты сам говоришь, что коммунизировать Европу очень трудно», – подхватывает его мысль генерал-полковник. – «Если мы захотим строить там коммунизм всерьёз, то придётся половину Европы переселить в Сибирь, а вторую половину кормить за свой счёт. Какой нам смысл?» «Европа нам нужна для того, чтобы Америка, лишённая европейских рынков, задохнулась экономически. Впрочем…» Николай Сергеевич замолкает и задумчиво катает несчастную муху между большим и указательным пальцами правой руки. Затем, как будто придя к определённому решению, он щелчком сбрасывает свою жертву со стола и снова повторяет «Впрочем…» «Мы с тобой не знаем, что думают хозяева, да мы и не должны этого знать», – в словах Николая Сергеевича проскальзывает нечто, заставляющее полагать, что он знает больше, чем старается показать. – «Коммунистическая теория гласит, что революция должна разворачиваться там, где для этого есть наилучшие предпосылки – в самом слабом звене капиталистической системы. А это звено сейчас не в Европе».
Николай Сергеевич протягивает свой пустой бокал через стол, жестом прося Анну Петровну пополнить его вином. Свет лампы скользит по груди генерала.
Там среди орденов с германского фронта поблескивают несколько крупных монгольских и китайских звёзд. Эти звёзды появлялись на груди генерала каждый раз, когда он возвращался со своих таинственных миссий в довоенное время.
«Сейчас Азия созрела для революции», – продолжает он. – «Там с наименьшим риском и наименьшей затратой средств мы можем добиться наибольших успехов. Азия просыпается национально. Мы должны использовать это пробуждение в наших целях. Азиаты не настолько культурны и избалованы как европейцы».