“Если Вам дорог муж и Ваше теперешнее положение при нем, откажитесь от предстоящего визита к портнихе”.
И подпись:
“Добрый человек из Сычуани”.
Под воздействием накатившей волной ярости Алиса Вадимовна изодрала бумажку в прах. Вот уже, значит, как! Угрозы! Нетонкие намеки! Наглый шантаж! Это точно Римка Шуруфутян, она и родом-то из какой-то то ли Нахичевани, то ли Сычуани, прости господи!.. Мало ей, лесбийской корове, с бабами лизаться, так она и мужиком решила не побрезговать, дырка ненасытная!
Ну ничего. Она, Алиса Вадимовна, им всем, тварям, покажет! И платье у нее будет — не платье, а песня Буревестника! И мужика своего она крепкой дланью за жировик прищемит, чтоб не кобелил без разбору со всякой… Сычуанью.
С тем и заснула-таки Алиса Вадимовна — тревожным предутренним сном. И снилось ей изумрудного бархата платье, в котором она вручает букет скромных гербер немецкому драматургу Бертольду Брехту за пьесу “Добрый человек из Сычуани”.
…И Золушка, спеша, меняет свой наряд.
Б. Пастернак
— Кто там?
Голос из динамика домофона звучал, как промявшаяся под ударом молотка жесть. Хотя по данной ей (а не жести, разумеется) наводке обладатель голоса и сам был из мужчин импозантных, и говорить умел с обаятельным сексуальным придыханьицем. Только вот ей это ни к чему.
— Кто там? — еще нетерпеливей скрежетнул механический голос.
— Я консультант-косметолог Алисы Вадимовны. Меня зовут Ольга Сергиенко. Ваша жена сегодня назначила мне встречу для ознакомления с новинками осенней коллекции парфюмерии косметической компании “Мастер-класс визаж”…
Нет ничего на свете гаже — стоять вот так: впритык к стальной подъездной двери и объясняться с домофоном. И чувствовать себя при этом препогано. Ведь девяносто девять процентов из ста, что жестяной голос пошлет ее куда подальше. Вместе с компанией “Мастер-класс визаж”. И день можно считать неудавшимся.
А у нее никогда не должно быть неудач.
Работа такая.
— Ну… хорошо, — нерешительно вякнул домофон. — Только жены дома нет. Она у портнихи.
— Я в курсе. — Она готова возблагодарить небеса за то, что даже среди мужиков этого разряда (или уже сословия?) еще встречаются женатые, спокойные и доверчивые. Только вот помянутых всуе небес ее работа не касается. — Я созвонилась с Алисой Вадимовной, и она велела отвезти образцы коллекции к ней на дом…
Откровенный блеф. Если мужик сейчас же свяжется с женой по мобильнику, то выяснит, что его благоверная знать не знает ни о какой парфюмерно-косметической компании “Мастер-класс визаж”, ибо таковой не существует в природе. И о консультанте-косметологе Ольге Сергиенко тоже не ведает ни сном ни духом. Поэтому надо торопиться. Но аккуратно.
— Я буквально на секундочку, — говорит она голосом школьной учительницы, за время насмешливых гримас перестройки и перехода к рынку переквалифицировавшейся в покорную и упорную рабыню сетевого маркетинга. — Только оставлю наши рекламные образцы… Простите, что беспокою… Но Алиса Вадимовна говорила…
— Ладно. Есть! Щелчок.
Дверь приоткрывается.
Она внутри.
Да, это вам не загаженный унылый подъезд старых “панелек”. Это вам холл — с мраморными лестницами, пальмами и тремя сверкающими лаком дверей лифтами. И необходимой парой охранников за пуленепробиваемой стоечкой. Домофон домофоном, а покой и мирную жизнь золотой сердцевины наших состоятельных граждан требуется оберегать серьезно и толково.
— К кому? — цедит охранник и сканирует ее взглядом.
Сканируй-сканируй. Все равно позже ты скажешь (если, конечно, спросят), что ничего особенного ни в одежде, ни во внешности не было. Не за что зацепиться. Безликое, невнятное существо с нечетко выраженными признаками пола.
— В сто двадцать пятую, к господину Немову.
— Минуту, я проверю.
Проверяй, дорогой, проверяй. Это твоя работа. А ее — стоять в ожидании так, чтобы не попасть в поле обзора ни одной из следящих камер. Понатыкали, блин, техники. Она, едва вошла в холл, насчитала этих “глаз” чуть не с полдюжины.
Охранник отключает трубку.
— Все в порядке? — чуть застенчиво улыбается женщина и крутит в руках чемоданчик с девизом: “Мы не обещаем красоты! Мы ее творим!”
— Да, идите. Третий этаж.
Она аккуратно движется к лифту (не попадать под камеры, не попадать!) и спиной чувствует, что охранники уже не смотрят ей вслед. Мужчины вообще никогда не смотрят ей вслед . Никогда не запоминают ее лица, волос, одежды и фигуры.
Потому что это — тоже часть ее работы.
Ее делового имиджа.
В лифте она переводит дыхание. Пора бы привыкнуть с ее-то опытом, но ничего не поделаешь: проклятая бабья нерешительность, давно спрятанная под тремястами слоями холодной злости, цинизма и суровой практики существования, иногда дает о себе знать.
Особенно перед этим .
Она морально приготовилась к тому, что двери лифта откроются прямо в квартиру (этим любили щеголять многие из ее бывших обеспеченных клиентов, плюя на свою безопасность и не зная о ее существовании). Но, видимо, господин Немов был или из пуганых капиталистов, или свято блюл традиции “совка”: лифт остановился как раз возле дверей, обшитых капитальным стальным листом и ощеренных кучей замков, кнопок и странных панелек. Даже глазков было два.
Забавно.
Она натянула на лицо вежливую, извиняющуюся и просительную улыбку. Такая улыбка срабатывала: клиенты подсознательно, неожиданно для себя принимались жалеть скромную распространительницу косметики и пускали на порог, не чая от нее худого.
И здесь не должно быть осечки.
На ее звонок дверь открыл сам господин Немов. Был он роскошен телом, изобилен золотыми украшениями и обделен растительностью на голове. Этакий лысый граф Монте-Кристо в старости и дорогом персидском халате ручной работы.
— Проходите, — вальяжно махнул ручкой лысый “Монте-Кристо”.
Она не заставила себя просить дважды. И даже то, что хозяин запер за ней двери на ключ, ее не настораживало. Она из тех, кому любые замки — тьфу.
— Я буквально на минуточку, — тоном забитой бесприданницы сказала она и принялась расстегивать чемоданчик. — Вы позволите, я здесь, в прихожей, оставлю Алисе Вадимовне образцы нашей косметики и каталог новинок?
— Валяйте, — Господин Немов само добродушие.
Интересно, кому это добродушие так перешло дорогу, что его заказали? Да еще ей заказали? Впрочем, это уже не важно.
Она красиво расставляет на крышке тумбы для обуви блестящие баночки и тюбики с кремами, яркие патрончики губной номады, плоские перламутровые раковинки-пудреницы, стеклянные флаконы с витиеватыми (и насквозь лживыми) надписями “Парфюмерная композиция изготовлена во Франции” и делает при этом виноватое и целомудренное лицо скромной просительницы: