Спасибо Царю Алулу, перед тем как отправиться в Непопираемую землю, он научил меня кое-каким магическим штучкам. Например, выстреливать молнией из указательного пальца. Сейчас этот навык очень пригодился. Я навел указательный палец на змею (а время все растягивалось, превращая секунды в века, все вокруг застыло, завязло в неподвижности, и даже воздух заклеивал губы как пластырь), прицелился, сосредоточился и дал разряд.
И сразу все вернулось на круги своя. Время заскакало бешеным зайцем, мир навалился звуками, цветом и запахом, воздух разъяренно шипел, входя в мои легкие. И еще палец болел. Наверно, я перестарался с зарядом.
Точно, перестарался. Произошло все беззвучно, поэтому никто из членов племени так и не открыл глаз, не шелохнулся, и лишь один я видел, что натворил. Мой заряд не только начисто смел и змею, и всю цветочную гирлянду. От головы Агати-Бобо тоже ничего не осталось. Во всяком случае, на плечах головы точно не было. Тело Агати-Бобо постояло мгновение, а потом рухнуло наземь с каким-то деревянным стуком.
– Богиня Ар,- пробормотал я, цепенея.- Да что же это? А если я и ребенка задел?!
Отцовских инстинктов у меня никаких, но к детям я определенно отношусь положительно. Да и страшно жалко вдруг стало эту малявку в корзинке, которая только, можно сказать, жить начала, а уже попала в неприятные приключения. По моей, кстати сказать, вине.
Я подошел к «престолу», стараясь не шуметь, с замиранием сердца глянул на корзинку. Ффу, пронесло! Корзинка была цела и даже пеленкой накрыта, а значит, цело и содержимое. Но надо окончательно удостовериться.
Я потянул за край пеленки. Тогда, у реки, я эту пеленку легко откинул, а тут она показалась тяжеленной, как каменная плита. Странно. Почему то, что возможно было совершить у Золотой реки, невозможно здесь, теперь, в племени, среди родимых хижин?!
Пеленка все-таки съехала набок, показалось - с каменным шорохом лавины. И я снова увидел девочку. И понял, что изменилось. Теперь она открыла глаза. Она смотрела на меня.
Только на меня.
Это был взгляд, словно…
Словно ты вышел сладкой летней ночью во двор своего дома, запрокинул голову, а небо вдруг придвинулось к твоему лицу, распахнулось легко, как книга, и вся Вселенная посмотрела на тебя, приветствуя и ликуя.
– Кто ты, госпожа?
…Это я спросил?
У ребенка?!
А она, не отрывая от меня взгляда, протянула руки.
– Я, я не могу. Я недостоин! Святые небеса! Жрецы, как вас там, что мне с нею делать?!
Почему-то в тот момент мне никто не ответил, они все онемели, как актеры, забывшие текст на премьере спектакля. Девочка посмотрела на меня строго и нетерпеливо, словно требуя, чтобы я не церемонился и поскорее взял ее на руки.
Она была совсем невесомой и какой-то прозрачной. Поначалу. Потом у нее заурчало в животике, она прищурила свои божественные глаза, сморщила личико и пронзительно заверещала.
Вот тут-то племя и открыло глаза. И увидело меня, чужеземца Степана Водоглазова, с их главной святыней на руках. И рядом - обезглавленное тело Агати-Бобо…
– Что ты наделал, безумный? - вскричал жрец Окойи.
– А я вас предупреждал насчет этого белокожего идиота,- добавил в ситуацию яду Тонтон Макут.
– Я все объясню! - беспомощно воскликнул я, но было…
Поздно.
Государственная Девственница описалась прямо у меня на руках».
И все равно это лучше, чем попасть в Матрицу!
Нео
– Присаживайтесь,- профессионально поставленным голосом сказал своей новой пациентке Викентий.
Она, прежде чем устроиться в предложенном кресле, оглядела комнату. А Викентий в отместку оглядел пациентку. Увиденное его не впечатлило. По сравнению с Элпфис все женщины априорно выглядели замарашками и дурнушками, и Нина Валентиновна не являлась исключением из этого вересаевского правила. Она была невысокой, излишне сухощавой, а черные джинсы и далеко не новая водолазка делали ее похожей на силуэт, вырезанный из старого конверта от фотобумаги. Или на тень. Волосы коротко подстрижены и тоже выкрашены в иссиня-черный цвет. В ушах - о нет! - в ушах покачивались каплевидные сережки из какого-то тусклого черного камня. Не будь Нина Валентиновна достаточно взрослой, Вересаев бы заподозрил в ней склонность к готическому року.
– А вы… скромно живете,- меж тем не слишком тактично отметила женщина в черном.
– Спасибо, я знаю,- кивнул Викентий.
– Такой знаменитый врач…
– Давайте сразу приступим к делу,- отмел комплименты Викентий.- Рассказывайте.
– Что рассказывать? - немного испугалась Нина Валентиновна.
Викентий внутренне поморщился.
– Мы вроде бы говорили о лунатизме,- стараясь быть максимально любезным, напомнил он.- О вашем предполагаемом заболевании. О том, что ваш муж стал свидетелем сомнамбулических проявлений вашего поведения… Вот о проявлениях я и хочу знать подробнее.
…Розамунда конечно же тоже была тут как тут - уютно устроилась на старом комоде под включенной лампой с абажуром. Лампа давала мягкий рассеянный свет, напоминавший золотистый мед, и от этого света шерстка Розамунды блестела как черная парча. «Рисуется,- недовольно подумал про длинноухую «коллегу» Викентий.- Кокетничает. Даже в таком виде. Женщина всегда остается самой собой, будь она хоть в облике крольчихи. Ненавижу женщин. Дуры. Истерички. Энергетические вампирши».
– Вересаев, ты скоро станешь маньяком-женоненавистником, если будешь мыслить столь негативно,- тут же услышал он тихий, но весьма разборчивый шепоток Розамунды.- Тебя самого придется лечить. Я наблюдаю у тебя явную феминофобию.
– Ничего подобного,- огрызнулся Викентий. Напрасно он это сделал, потому что лицо Нины Валентиновны удивленно вытянулось. Как же, доктор разговаривает сам с собой. Или с кроликом, что выглядит еще хуже.
– Не обращайте внимания,- неловко усмехнулся Вересаев.- У психиатров свои причуды. Я внимательно слушаю вас, Нина.
Нет, она точно дура. Смотрит на него непонимающим взглядом, спрашивает:
– Как же я вам расскажу о том, что делала во время приступов, если ничего не помню?
Викентий поздравил себя с тем, что терпение его безгранично, как Вселенная.
– Ваш муж был свидетелем приступов,- вкрадчиво начал он.- И именно он убедил вас в том, что вы лунатичка. Какие он привел доказательства? Вы бродили по дому во сне? Писали письма с закрытыми глазами? И еще - при чем здесь африканское племя вибути и русский человек Степан? Да говорите же!
– А, теперь я поняла,- кивнула Нина, устремляясь взглядом куда-то в прекрасное далеко.- Конечно. Муж сказал мне, что несколько ночей подряд я встаю с постели и, не открывая глаз, начинаю упаковывать в чемодан вещи. Свое белье, платья, косметику и так, всякую мелочь. Потом одеваюсь, сажусь за стол и действительно пишу с закрытыми глазами. Пишу одно и то же письмо. Точнее, записку.