Фенька (вот же прилипло к ней это имечко!) не церемонясь достала из золотого горшка отменный кусок газельей грудки, плеснула на него бананового соуса, завернула все это дело в пропаренный с особыми пряностями пальмовый лист и с наслаждением откусила. Зачавкала. Я смотрел на это безобразие в точности как гипотетический отец, впервые выведший в «Макдоналдс» свое любимое чадо, то есть смотрел с недовольством и некоторым нетерпением, потому что гамбургеры - это вообще-то не детская пища.
– А ну-ка! - потирая руки, потянулся я к золотому горшку с вожделенным блюдом…
– Не советую,- спокойно остановила меня Фенька. Отложила в сторону свой недоеденный кусок.- Здесь яд. Очень сильный.
– И что, ты теперь умрешь?! - Я с ужасом представил себе картину, как несчастный отравленный ребенок корчится в агонии.- О нет! Врача! Реаниматора!
– Не ори, Верзила,- потребовала Фенька.- Я же высшее существо. Потому мне не вредны никакие яды. Отравить хотели не меня. Кое-кого другого.
– Меня? - прозрел я.- Но за что? Почему? Что я такого сделал, чтоб травить меня на глазах ребенка?!
– Вот и я тоже об том думаю,- в глазах Феньки застыло недетское выражение.
– Знаешь, меньше всего хотелось бы проводить расследование по этому делу,- сказал я.
– Мы можем все замять,- придумала Фенька.- Давай просто опрокинем горшок наземь и скажем, что нечаянно!
– И останемся голодными?
– Бананов принесут! - легкомысленно отмахнулась Фенька и тут же брякнула наземь золотой горшок с ароматным и насквозь отравленным содержимым.
Грохот, кстати, получился немаленький. Такой, что на шум сразу в хижину вбежала Онене. Увидела разгром, ахнула:
– Великой госпоже не понравилось блюдо?!
– Бананов нам! - величественно потребовала Фенька.
– И кокосов! - поддакнул я, испытывая жестокие муки голода.
…После того как я, давясь от отвращения, проглотил две дюжины бананов и утолил жажду содержимым десятка кокосовых орехов (лучше б сразу пило мыл! То есть мыло пил!), Фенька посмотрела на меня крайне ехидным взглядом.
– В чем дело? - спросил я ее.
– Я тебя обманула,- хихикнула она.- Еда не была отравлена. Шутка. Эй, ты чего!
А я чего? Я ничего.
Просто оглянулся в поисках подходящего копья. Либо ассегая…»
Может быть, только со временем я пойму, насколько было кошмарным приключение всей моей жизни.
Виктор Франкенштейн
– Ох, до чего ж красиво!!! Коллега, отчего я не наблюдаю в вас признаков любования окружающим миром?
– Есть основания утверждать, что от этого мира меня выворачивает наизнанку, коллега.
– Странно обнаружить в вас столь негативное отношение к перипетиям судьбы, коллега!
– Однако, коллега, если, не приведи эти самые перипетии, мы с вами рухнем отсюда наземь, то во мне, как, впрочем, и в вас, судмедэксперты обнаружат вовсе не негативное отношение, а лишь жалкие остатки нынешнего завтрака!
– Коллега, скажите мне честно и доверительно: вы трус?
– С какой стати?…
– Нет, я продолжаю настаивать: вы трус?
– Коллега, я не трус, но ваша бесцеремонность переходит всякие границы!
– Коллега, вы напрасно скрываете от меня истинное положение дел. Я вижу на вашем лице гримасу страха, ухмылку отвращения, оскал ужаса, выражение недовольства…
– Как? Все это - и поместилось у меня на лице?
– Коллега, давайте будем говорить с вами откровенно. Давайте вместе преодолеем гнетущий вас страх…
– Нет у меня никакого страха! Кстати, коллега, а уж не валите ли вы с больной головы на здоровую?
– Что вы хотите этим сказать, коллега?
– Мне тоже не внушает симпатии ваш оскал, коллега. В этом оскале наблюдается достаточный процент экзистенциального ужаса.
– Клевета! Мой оскал - это демонстрация достижений современной ветеринарной стоматологии, и ничего больше!
– Ну-ну… А хвост?
– А что хвост?
– А ваш, коллега, с позволения сказать, хвост трепещет так, что не приписать его владельцу буйной паники было бы просто смешно! И не будь я столь корректен, в отличие от некоторых, я бы сказал, что эти некоторые трясутся просто как зайцы!
– Я попросила бы вас, Викентий Петрович!…
– Я был бы безгранично признателен вам, Розамунда…
– Господа,- зазвучал веселый и, если можно так выразиться, торжественно-пьяный голос, казалось разлитый в окружающем пространстве,- покуда вы препирались, произошло маленькое, ничего не значащее событие.
– А именно? - напряглись Вересаев и Розамунда.
– Мы почти пересекли экватор.
– Вот! Я же говорила: как здорово, как здорово! А меня никто не слушал! - возмутилась Розамунда.
– Розамунда, не нарушай торжественность момента. Ведь мы - первые российские путешественники, которым довелось пересечь экватор таким, м-м, нетрадиционным способом! - закричал Викентий.- Это надо отметить!
– В воздухе? На высоте двух тысяч метров?! Коллега… Нептун сюда явно не явится.
– А зачем нам Нептун? Мы и без него попразднуем! Недаром в моем багаже обретается бутылочка хорошего вермута. Руки вот просто сами взяли и сунули ее в ящик…
– Доктор, вы хотите сказать, что с собой в дорогу взяли вермут?! И я несла на себе дополнительный груз?! Он хоть белый?!
– Кто белый?
– Вермут! Вы издеваетесь, а я теперь даже выпить его не могу!
– Нина Валентиновна, вы будете с нами морально…
– Когда мужчина говорит женщине о том, что она будет с ним только морально, это наводит на сильные подозрения!
…Довольно держать читателя в неведении. Начав главу с истеричной перепалки двух ведущих персонажей, далее нелишне будет разъяснить почтеннейшей публике, чем эти персонажи занимаются в данный момент и как их в этот самый момент попасть угораздило.
Итак, перед нами уже небезызвестная публике триада. Викентий Вересаев, человек и психиатр, Розамунда Лунч, морфер типа «кролик» и дипломированный врач, и the last but not the list [4] Нина Валентиновна Первова, по происхождению - человек, по результату случившегося с нею досадного парадокса - ветер. Подробнее - зюйд-вест. В своем ноуменальном аспекте бытия Нина Валентиновна Первова осталась, разумеется, Ниной Валентиновной Первовой: никуда не делось ее сознание, эмоции и некоторый недостаток аристократического воспитания. Поэтому в трансцендентальном аспекте Нина Валентиновна была зюйд-вестом, с одной стороны, робким, а с другой - донельзя самоуверенным. В результате чего ей где-то в районе Саудовской Аравии пришлось иметь дело с одним крайне агрессивно настроенным антициклоном, но, отдадим должное Нине Валентиновне, вышла она из этой стычки с победой и без потерь. Нина Валентиновна была ветром начинающим, неопытным, но при этом обладала огромным потенциалом оптимизма и неистощимой заботы о вверенных ей жизнях Викентия Вересаева и крольчихи Розамунды.