— Да, это я, — Жади не стала отрицать очевид­ное. — А что такого, если жена ищет для мужа вторую жену?! Это обычная вещь.

— Да, но когда муж просит, а я тебя ни о чем не просил!

— Я хотела угодить тебе, Саид! Я подумала, что так тебе будет лучше. Нам бы стало веселее, — Жади ве­село заулыбалась, — а у меня бы появилась подруга.

Саид мрачно посмотрел ей в глаза.

— У Лукаса родилась дочь, — торжествующе произнес он. — Хочешь посмотреть? — он про­тянул ей газету.

 — Ты выписываешь газеты из Бразилии? — ос­корбленно и с вызовом в голосе спросила Жади.

Она демонстративно отвернулась от газеты, ко­торой Саид тряс перед ее лицом, и ушла. Глаза ее наполнились слезами...

— Ты должен прогнать непокорную жену! — раскричалась Назира. — И жениться на хорошей девушке! Я сама тебе ее найду!

Но Саид велел ей замолчать.

— У меня есть только один брат — Мохам­мед! — патетически воскликнула Назира.

Она очень легко отказывалась от братьев в за­висимости от обстоятельств и своего настроения.

Едва Леонидас пригласил Иветти в бар, как она помчалась туда в новом красном платье. Они вспоминали о Марокко, танцевали...

— Иветти, мне тебя не хватает, очень... Я был так счастлив с тобой, — он накрыл ее ладонь своей.

— Львеночек... — зачарованно отозвалась Ивет­ти, глядя на Леонидаса.

— Жизнь продолжается, все нашли свое место, у Лукаса тоже семья, а я сижу здесь... один... Я никогда не был так одинок.

— Ты не одинок, я тоже здесь, — Иветти улы­балась.

 Потанцуем? — предложил он. Она кивнула, и он обнял ее.

— Я хочу провести с тобой ночь, — сказал «львеночек».

Они поцеловались и ушли из бара. .

Утром Иветти поднялась очень довольная.

— Львеночек, мы проведем в Париже медовый месяц, как и договаривались, — она нежно погла- дила лицо любимого. — Почему ты так долго не возвращался ко мне? Это ты зря...

— Иветти, я хочу, чтобы ты знала: все, что я сказал вчера ночью — это правда, это останется на всю жизнь!

— Я знала, что ты поймешь меня!

— Моя любовь к тебе не ушла, осталась преж­ней, не уменьшилась, а может, даже увеличи­лась, — Иветти продолжала гладить лицо «льве-ночка», а он говорил, глядя ей в глаза. — Ты на­полнила мою жизнь радостью, с. тобой я чувствую себя живым, молодым...

— Я знаю, что натворила дел, но никогда не хотела обидеть тебя, — ласково отозвалась она. — Я просто разрушительница и никогда не думаю, когда что-то делаю, а потом уже поздно... Но я исправлюсь.

 — Послушай, Иветти, вот теперь я сделал все, чтобы загладить свою вину, которую я чувствую по отношению к Диогу, вину за его смерть, вину за ссору с ним... Мне нужна была эта ночь, что­бы убедиться, что я больше ни в чем не вино­ват... — неожиданно признался Леонидас.

— Ты хочешь сказать, что это никакая не лю­бовь?! Ты использовал меня для проверки?! Врал мне?! Тебе нужно срочно обратиться к психоана­литику! Пусть он разберется с твоими проблемами!

Иветти вскочила, торопливо оделась и выско­чила на улицу. «Львеночек» не остановил ее. Она шла и плакала...

Из дома она сразу позвонила своему старому другу Арманду, который год назад напрашивался ей в мужья и приглашал на ужин. Так вот, теперь она согласна на встречу. Она поделилась с Лауриндой своими намерениями проучить «львеночка» — она выйдет замуж и пригласит его быть свидетелем.

Лукас, задумавшись, сидел в гостиной, рас­сматривая кулон Жади.

— Это для меня? — спросила неожиданно во­шедшая Маиза.

Лукас легко выкрутился.

— Это вещь моей матери! — и забрал украше­ние у жены.

Однако Лукас нервничал, как вор, застигнутый на месте преступления. И заподозрившая что-то Маиза сразу рассказала все Далве, а та побежала к Лукасу  посмотреть, что за кулон он взял из сейфа отца.

— А сеньор Леонидас знает... — взгляд Далвы прилип к зеленому камешку в руках Лукаса, уже знакомый ей камешек — нефрит, то есть jade.

— Ничего не говори, пожалуйста! — Лукас по­смотрел на няньку.

— Какая красота! — подоспела Маиза. — Дай мне его рассмотреть, я отдам... Очень красиво! — Маиза примерила кулон. — Я могу его поносить, ты разрешишь?

Лукас смотрел на нее и вспоминал их первую встречу с Жади, на развалинах, когда она показы­вала ему свой кулон...

— Посмотрела и отдай! — он по-детски резко вырвал украшение из ее рук.

Маиза обиделась и ушла вместе с Далвой, об­суждая странное поведение супруга.

Лукас провел кончиками пальцев по зелёному камню... Он помнил Жади и не хотел забывать...

— Если ты больше не любишь эту женщину, не собираешься искать ее, встречаться с ней, то за­чем тебе этот проклятый кулон?! — стала давить на него вернувшаяся Далва. — Отправь его ей или отдай ее сестре!

— Он останется здесь, у меня! И давай прекра­тим этот разговор! — с отчаянием крикнул Лукас.

— Не делай глупостей! Хватит! Тебе нужно ра­стить дочку, перестань мечтать об этой далекой Жади... — не унималась старая няня.

— Хорошо, Далва, хорошо... Мне пора, — про­бурчал Лукас.

Глава 22

Албиери пытался найти выход из положения и сказал Деузе, что ее принимают в одну из шхол в США Он оплатит ее пребывание там вместе с ребен­ком. Обрадованная танцовщица сразу согласилась.

Албиери тем временем попросил Эдну послать заявки во все танцевальные школы США. Отпра­вить Деузу подальше от всех — единственный путь спасения репутации профессора. Он уже не­молод, чтобы терять все из-за одной единствен­ной ошибки...

Лео танцовщица оставляла со своей матерью в • Пара. Но Албиери думал, что если она не согла­сится увезти мальчика в Америку, где он сможет его навещать, то лучше и вовсе не отправлять Де­узу учиться танцам.

Эдвалду узнал от своего друга, что его бывшая подружка танцовщица зря времени не теряет: она поедет в США за счет профессора. Эдвалду был в гневе, он отыскал Деузу, оторвал ее от партне­ра в танцзале и начал обвинения. Она попросила не порочить ее имя — она уезжает, потому что ничто и никто не держит ее в Рио. Поняв, что он теряет ее, Эд снял маску пренебрежения.

— Несмотря на твою лживость, я всегда любил тебя! — заявил он.

Растроганная Деуза, поверившая ему, тотчас прильнула губами к его щеке. Кажется, жизнь на­лаживалась...

Семья Феррасов обедала. Леонидас восхищался малышкой Мел: ей всего месяц, а такое впечатле­ние, что она всю жизнь с ними. Все улыбались.