Действительно, я убил Горечь тем, что послал его в кабинет, где Изначальной срочно требовалась энергия для выживания... И император согласился пожертвовать своим лучшим воином и стратегом ради безответной любви. А может, он просто не успел помешать?.. Говорят, Горгона и Горечь не лишком ладили между собою.
Я склонялся ко второй версии, не так уж я и наивен. А император достаточно опытен, чтобы запросто потерять такого воина, как Горечь. Особенно накануне войны.
Я переплел пальцы рук, аккуратно уложил ладони на поверхности стола и только после этого взглянул на своего юного гида.
– Странно, что тебе приказали продолжать сопровождать меня... Ведь мы покидаем Крин.
На меня посмотрели с тихой ненавистью:
– Его величество лично приказал мне проводить вас до самой границы. И проследить, пока вы не скроетесь из виду.
– Ага. А почему не кто-то поопытнее? И поопаснее? Он сказал что-то на эту тему?
– Сказал, – юноша опустил глаза. – Сказал передать вам, что терять лучших воинов ему надоело.
Наверное, это горько, малыш, когда император напрямую сообщает тебе, что ты никчемен. Наверное, именно поэтому ты сразу из его кабинета направился в апартаменты раненой герцогини. Какая жалость... Его императорское величество Рубин действительно не любил терять своих людей. Он сделал все, чтобы ты не достался мне. Даже убил тебя своими собственными словами.
– Хорошо, Ворон. Я понял. Спасибо.
Он поклонился и вышел.
Я откинулся на спинку стула и горько улыбнулся. Да, ваше величество, вы достойный противник. Жаль, что мы по разные стороны баррикад.
И я долго не забуду вашу угрозу сделать меня своим. Вы разгадали мои планы насчет Ворона. Мальчишка все-таки умрет. И я постараюсь сделать все, чтобы он не успел воспользоваться своим смертельным сюрпризом.
А пока пусть потанцует.
Ворон лежал на кровати и рассматривал потолок. Его терзала тоска. Он знал, что умрет. Он сам выбрал свою смерть. Наконец-то сам. Он больше не игрушка в руках кого бы то ни было. Ни императора, ни лорда Януса, ни своих братьев. Они все послали его на верную смерть. Однако он нашел четвертый путь. И свою смерть он выбрал сам.
Жаль, конечно, что этот синеглазый, загадочный и восхитительный лорд Янус умрет. Однако он ни во что не ставил Ворона. Хотя сам ненамного старше его. Что ж, воспользовавшись кипящей ненавистью леди Горгоны, он сможет отомстить надменному имперцу, вызывающему в его душе столько противоречивых чувств.
Юноша улыбнулся и повернулся на бок. Ворон собирался как следует выспаться перед завтрашней дорогой.
Но дребезжащий звук стекла заставил его насторожиться.
Ворон приподнялся на локте. Створки окна оказались открытыми, а на подоконнике замерла стройная фигура.
– Эй, птенец, ты спишь?
Знакомый голос лорда Януса.
– Что вам угодно, господин? – Ворона пробрала невольная дрожь ужаса.
– Не спишь. – В голосе чувствовалось удовлетворение. – Давай вставай, и пошли.
– Куда? – Но Ворон уже покорно соскользнул с постели и натянул брюки.
– Танцевать, – легкомысленно заметил имперский демон.
– Что делать? – замер юноша.
Но фигура уже исчезла за окном, бросив только:
– Меч не забудь.
Силуэт кружил вокруг, и мечи с каким-то почти мелодичным звоном соприкасались друг с другом. Ворон запыхался, меч стал почти неподъемным, руки казались непослушными, а силуэт все кружил вокруг и кружил. А потом внезапно все остановилось. И темные из-за темноты ночи, их окружающей, глаза с непонятным чувством взглянули на кринита.
Юноша почувствовал себя неуютно и решил заговорить первым:
– Вы часто так... танцуете?
– По-разному, – пожал плечами тот. – У тебя есть потенциал. Если бы я забрал тебя в качестве подарка к себе, то ты научился бы танцу намного быстрее Змеевика, которого я модернизировал, чтобы он хоть немного соответствовал моему уровню.
– То есть у вас нет достойного противника? – удивился Ворон.
Лорд Янус рассмеялся, и это было очень... увлекательное зрелище.
– Есть, конечно, птенец.
Даже прозвище сейчас звучало необидно.
– Любой из Великой Четверки или сам император...
– А император Рубин? – поддался соблазну Ворон.
– Император Рубин, – задумчиво повторил демон. Он смотрел куда-то мимо, в сторону. – Он очень опасный танцор. Настолько опасный, что я чуть было его недооценил. Очень плохо, когда он твой противник. А недавно я его чуть было не переоценил...
Кринит удивился:
– Разве это плохо?
Посол посмотрел на юношу с каким-то непонятным Ворону чувством. Жалостью? Снисходительностью?
– Для демона всегда важна точная оценка противника. И та и другая крайность одинаково опасны.
– Наш наставник всегда говорил, что лучше переоценить противника, чем его недооценить... – неуверенно возразил юноша.
– Дурак ваш наставник, – раздалось в ответ. – Например, вспомнить ваш вызов империи. Каину ее противник недооценил, а Туман меня переоценил, когда увидел леди Теней и Снов. Он стал слишком осторожным, на этом я его и поймал... Зато мы с Каиной подготовились так, чтобы максимально четко знать, что представляют собою наши противники.
И Ворон решился:
– Я опасен для вас?
Молчание и неохотный ответ:
– Нет. Ты слишком предсказуем для этого, птенец. Тебе еще танцевать и танцевать. И танцевать так, чтобы ноги в кровь... Вы, криниты, весьма расслабленные существа, особенно молодежь. Поэтому я и сильнее тебя, Ворон, хотя разница в возрасте у нас от силы года три...
Демоны замолчали; кринит чувствовал, как внутри поднимается волна ярости и возмущения. Что этот имперец возомнил о себе и своей замшелой империи!
– Надо поспать. – Голос Януса был бесстрастен. – Завтра нам в дорогу. Хорошей ночи, Ворон.
Тот промолчал, опасаясь, что его горечь и ярость выплеснутся раньше времени. Но посол и не ждал ответа. Он молча ушел в ночь.
Я рухнул на постель, чувствуя, как танец все еще пытается вырваться из тисков, в которые я его загнал.
Бедный, глупый мальчик. Он так ничего и не понял. Его мышление – это мышление ребенка.
В империи с таким мышлением и повадками до его лет просто не доживали.
Он жертва. Теперь я знал это окончательно. И именно поэтому его отправили ко мне. Разменная фигура. Еще бы знать, на какую ключевую фигуру его собирались разменять.
Из него действительно мог бы получиться танцор, я не врал ему. Но его время пришло. Жаль. Очень жаль. И я задремал, чувствуя, как принятое решение уютно устроилось у меня где-то в груди.