Мэри до того ушла в себя, что не слышала, как Вари закончил играть.
— Что тебе самому нравится, Вари.
Он заиграл что-то печальное и жалобное — Мэри не смогла определить автора. Она всегда предпочитала бодрую, весёлую музыку.
— Наверно, мне стоило бы позвать сюда Ника, — сказала она. — Уверена, ему бы тоже понравилась твоя игра.
Вари сник, страстная выразительность его игры поблекла.
— Херши? Да он подлиза и гад!
— Я была бы очень рада, если бы вы с ним стали друзьями.
— У него морда грязная. И глаза его мне не нравятся!
— Он наполовину японец, поэтому у него слегка раскосые глаза. Вари, что за странные предрассудки!
На это Вари ничего не ответил. Он снова заиграл свою траурную музыку, потом остановился и сказал:
— Вечно он вокруг тебя увивается. Почему ты не положишь этому конец? Он же ничтожество! Ничего не умеет, не то, что некоторые. Как я, например.
Мэри вынуждена была признать, что это правда — Ник не отличался никакими особыми талантами. Но какое это имело значение — что он умеет делать? Разве не достаточно того, что он просто есть?
Она встала и подошла к одному из окон, выходящих на запад. Вечер был ясный, и она могла видеть противоположный берег Гудзона, но горизонт скрывала еле заметная дымка.
Для живых мир стал так мал! Самолёты доставят тебя с одного конца страны в другой за считанные часы. Ты можешь разговаривать с кем-то на другой стороне планеты, всего лишь нажав несколько кнопок на телефоне, а эти последние сейчас уже даже не были соединены проводами. Междумир не таков. Здесь полно белых пятен, в глуши которых прозябают тысячи детей. О детворе, находящейся вне её сферы влияния, Мэри знала совсем немного. За все годы, проведённые в Междумире, она мало где бывала, а исследовала ещё меньше — благоразумие и безопасность требовали держаться одного места. Путешествия связаны с риском, значит, их надо ограничить, как только возможно. Она перебралась из одного многоквартирного дома, в который вселилась много лет назад, в башни-близнецы, и это значительно расширило границы её королевства, позволив принять под своё крыло гораздо больше Послесветов, чем раньше. И всё же единственным источником информации о мире за пределами башен служили Искатели. По большей части они приносили всякие слухи. Иногда ей нравилось то, что она слышала, иногда нет.
И тут у неё возникла мысль — чудесная, великолепная мысль, которая могла бы придать существованию Ника цель и смысл, благодаря которым он перестал бы быть одним из множества других её подданных.
— Искатели рассказывают, что мои книги распространились далеко на запад, — сказала Мэри. — Теперь их читают даже в Чикаго. Из чего надлежит сделать вывод, что и там есть дети, нуждающиеся в опеке и руководстве. Что ты об этом думаешь?
Вари перестал играть.
— Ты собираешься уйти отсюда?
Мэри помотала головой.
— Нет. Но я могу послать туда кого-нибудь, кого научу всему, что знаю сама. Этот человек может создать опорный пост в каком-нибудь неисследованном городе. Скажем, в Чикаго.
— И кто этот достойный?
— Я думала о Нике. Конечно, на его обучение уйдут годы — может, десять, а может, и все двадцать, но ведь для спешки нет особых причин.
Вари приблизился к окну, взглянул на тонущий в дымке горизонт, затем обернулся к Мэри.
— Это мог бы сделать я, — сказал он. — И на меня не придётся тратить годы учения.
Она повернулась к нему и улыбнулась.
— Как мило с твоей стороны предложить это.
— Но я действительно могу! — настаивал Вари. — Я, может, и мал, но ребята меня уважают. Даже те, что постарше.
Она опять тепло улыбнулась.
— Вари, ну во что превратится это место без тебя и твоей скрипки? Нет, я хочу, чтобы ты и твоя музыка вечно оставались с нами.
— С нами… — повторил Вари. — Понимаю.
Она поцеловала его в макушку.
— Итак, почему бы тебе теперь не сыграть что-нибудь ещё? Что-нибудь повеселей?
Вари заиграл развесёлую песенку, но и в ней подспудно ощущалось что-то неуловимо мрачное.
* * *
Для Алли вопрос об уходе уже даже не стоял. Она мотает отсюда. Нет никакого желания провести вечность в бесконечной петле Ритуала, и неважно, насколько приятно будет такое времяпрепровождение. Но она была девочка умная, и поэтому решила уйти не раньше, чем получит то, за чем вообще явилась в это место.
Информацию.
Не ту информацию, которую скармливала своим подданным «мисс Мэри», а настоящую и правдивую.
— Я хочу знать то, о чём эта Мэри умалчивает!
Так громко и бесстрашно заявила Алли на посиделках на «тинэйдж-этаже» — так его называли за то, что там любили собираться ребята постарше.
Никто не среагировал, только юноша, игравший в пинг-понг, отвлёкся и запузырил мячик через всю комнату.
— Не прикидывайтесь, будто не слышали меня! И не воображайте, что если будете меня игнорировать, то я заткнусь и оставлю вас в покое!
Как и дети помладше, эти ребята тоже попались в сети вечного повторения, но выбить их из ритуальной колеи было гораздо легче. Здесь было несколько четырнадцатилетних подростков, пара-тройка тринадцатилетних, попадались даже двенадцатилетки — эти жаждали если не стать, то хотя бы казаться старше. Всего их насчитывалось около тридцати — примерно десятая часть всех подданных Мэриного королевства. Алли задавалась вопросом, отчего это так, и пришла к выводу, что либо ребят постарше возрастом меньше терялось по пути к свету, либо они предпочитали не оставаться на попечении Мэри слишком долго.
Ник говорил, что Её величество как раз пишет книгу на эту тему. Алли мысленно ухмылялась: а что, есть темы, на которые Мэри ещё не написала увесистого тома?
— Если Мэри о чём-то не говорит, на это есть веская причина, — сказал Пинг-Понг.
Алли, однако, хорошо подготовилась к спору.
— Мэри утверждает, что есть вещи, о которых нам не стоит задумываться и которых не стоит делать — но ведь она прямо не запрещает, разве не так?
— Потому что у нас всегда есть выбор.
— Верно. И Мэри его уважает, так?
На этот раз никто ничего не ответил.
— Так или не так? — настаивала Алли.
Ребята скрепя сердце согласились.
— Так вот: я делаю свой выбор! Я собираюсь поговорить о вещах, о которых, согласно правилам Мэри, говорить не следует. И согласно тем же правилам она обязана уважать мой выбор.
Кое-кто из собравшихся, похоже, был сбит с толку. Вот и славно. Их надо встряхнуть, показать, что можно думать и действовать по-другому. Отлично.