* * *
Он жил в районе Норт-Тустин-Хиллз и был на полпути к дому, проезжая по пустынному шоссе Ирвин, когда события последних часов, мысли о Фрэнке Ройтере и Пите Локберне одолели его и у него внезапно перехватило дыхание. Пришлось съехать на обочину и остановиться.
По одну сторону шоссе росли апельсиновые рощи, по другую тянулись поля клубники, и повсюду стояла кромешная тьма. На дороге в это время никого не было. Откинувшись на сиденье, он смотрел на усеянное брызгами дождя лобовое стекло, на котором струйки воды, переливаясь бликами вторично отраженного света фар, создавали приделанные, недолговечные узоры, тут же смываемые монотонно работающими «дворниками». Сознание того, что человеческая жизнь может быть смыта, стерта так же внезапно, как рисунки на стекле, – сознание этого обескураживало и угнетало. По лицу его текли слезы.
За все время существования агентства «Клемет – Гаррисон» лишь один его сотрудник погиб во время исполнения служебных обязанностей. Он попал в автомобильную катастрофу в рабочее время, хотя это и не было напрямую связано с его службой и могло случиться в любой другой момент. Были и такие, в которых стреляли, стреляли большей частью бывшие мужья, продолжавшие отравлять жизнь женам, невзирая на постановление суда о разводе.
Случалось, что и избивали. Но до сих пор, слава богу, обходилось без жертв. В частном сыске насилия и опасностей много меньше, чем привыкли видеть теле– и кинозрители. Разумеется, зачастую с вами могут обойтись грубо, а вы в свою очередь ведете себя грубо с кем-то другим; насилие всегда потенциально присутствует, но реализуется этот потенциал весьма редко.
Чарли не опасался за свою жизнь, он опасался за жизнь своих людей, тех, кто работал на него и зависел от него. И, возможно, взявшись за этот случай, он тем самым втянул их в нехорошее дело, не имея на то морального права. Не выходило ли так, что, подписав контракт с Кристиной Скавелло о ее охране, он подписал смертный приговор себе и своим помощникам? Кто знает, чего можно ожидать от религиозных фанатиков? Кто знает, на что они могут решиться?
С другой стороны, все работавшие с ним знали, на что шли, даже если, как правило, и рассчитывали на большее, чем в данном случае, везение. А что это было бы за детективное агентство, что это были бы за детективы, отступись они от первого встретившегося им по-настоящему сложного и опасного дела? И он не мог отказаться от слова, данного им Кристине Скавелло. Кем он предстанет в собственных глазах, если оставит ее беззащитной? К тому же для него становилось все более очевидным, что он влюблен в нее, и он не мог, да и не хотел бороться со своим чувством.
Несмотря на шум дождя и мерный перестук «дворников» на стекле, казалось, что по ту сторону запотевших от гнетущей влажности окон машины разлита слишком тяжелая, невыносимая тишина. Ночи недоставало значимых звуков, те, что наполняли ее, были беспорядочными, случайными звуками грозы, и сама их случайность наталкивала на мысль о разверзшейся бездне хаоса, где, собственно, и протекает жизнь – и его и всех остальных. Думать об этом сейчас не хотелось.
Он выехал на дорогу, выжал газ и, подняв, фонтан брызг, помчался вперед.
Кристина не надеялась, что сможет заснуть. Она вытянулась на постели рядом со спавшим мертвым сном Джоем, рассчитывая просто отдохнуть, лежа с закрытыми глазами, пока он не проснется. Но ее мгновенно сморило.
Среди ночи она проснулась и поняла, что дождь перестал. Стояла звенящая тишина.
В углу мягким теплым светом горела настольная лампа под перламутровым абажуром. Джордж Свартхаут сидел на стуле и читал журнал. Она хотела заговорить с ним, но не было сил не только встать, но даже открыть рот. Закрыла глаза, и ее снова унесло в темноту.
Проспав всего четыре с половиной часа, она окончательно проснулась. Голова гудела, еще не было и семи, Джой тихо посапывал. Она оставила его под присмотром Джорджа, а сама отправилась в ванную. Встала под душ и неожиданно вздрогнула, когда горячая вода попала на еще не зажившую рану, причинив саднящую боль.
Вытершись насухо и сменив повязку, она уже одевалась, как вдруг сердце замерло: с Джоем что-то случилось, в этот самый момент, какая-то страшная беда, она почувствовала неладное. Ей даже показалось, что сквозь шум кондиционера в ванной до нее донесся его крик. Боже, только не это! Сейчас там в спальне какой-нибудь маньяк, из тех, что потрясают Библией, убивает его, рубит на куски. Сердце екнуло, по телу побежали мурашки – несмотря на гул кондиционера, она могла поклясться, что слышит другой звук, как будто глухие удары дубинкой. Они, должно быть, избивают его, режут и избивают; крик застрял у нее в горле – она знала, знала: Джой мертв – боже! – и в безумной панике, застегнув «молнию» на джинсах и не успев заправить блузку, босиком, с развевающимися прядями мокрых волос бросилась вон из ванной.
Все это было не больше чем ее воображение.
С мальчиком ничего не случилось.
Он уже не спал, а сидел на постели и как завороженный слушал сказку о волшебном попугае и сиамском короле, которую рассказывал Джордж.
* * *
Беспокоясь, что ее мать узнает о случившемся по радио или прочитает в газетах, Кристина решила позвонить ей, но позже об этом пожалела. Эвелин внимательно выслушала, изобразила приличествующее случаю потрясение, но вместо того, чтобы выразить сочувствие, устроила форменный допрос, чем удивила и разозлила Кристину.
– Что ты сделала этим людям? – хотела знать Эвелин.
– Каким людям?
– Этим, из Церкви.
– Мама, я ничего не сделала этим людям. Это они хотят что-то сделать с нами. Разве ты не слышала, что я тебе говорила?
– Без всякой причины они не стали бы этого делать, – сказала Эвелин.
– Это сумасшедшие, мама.
– Не могут же все быть сумасшедшими, целая Церковь народу одновременно.
– К сожалению, это так. Это плохие люди, мама, очень плохие.
– Не могут же все сразу быть плохими. Тем более такие религиозные люди, как эти. Не будут же они преследовать вас ради простого удовольствия.
– Я уже говорила тебе, почему они преследуют нас.
Они вбили себе в голову, что Джой…
– Это ты мне говорила, – прервала Эвелин. – Но дело, должно быть, не в этом. Поверь мне, должно быть что-то другое. Ты, очевидно, сделала что-то такое, что вызвало их гнев. Но даже если допустить, что ты прогневала их, я уверена – они не хотят никого убивать.
– Мама, я же сказала тебе – у них было оружие, погибли люди…
– Значит, это были люди не из этой Церкви, – сказала Эвелин. – Ты все перепутала. Это кто-то другой.
– Мама, я ничего не перепутала. Я…
– Служители Церкви не носят оружия, Кристина.
– Служители этой Церкви носят оружие.
– Это кто-то другой, – настаивала Эвелин.