К тому времени, когда Дентон Гаркенфилд приехал к нам из Оклахомы — или из ада, — я только-только начал понимать, что дымный дух внутри этих людей — не просто загадочная новая форма психической энергии, но реальное существо, демон, или чужак-кукольник, или неведомое создание. За те месяцы, что Дентон ухаживал за тетей Полой, моя способность различать спрятавшегося внутри гоблина возросла до такой степени, что ко дню их свадьбы я был в панике при мысли, что она выходит замуж за такое чудовище. Однако, судя по всему, я ничего не мог сделать, чтобы расстроить этот брак.
Все остальные считали, что тете Поле просто невероятно повезло найти такого мужчину — всеми любимого и вызывающего всеобщее восхищение, — как Дентон Гаркенфилд. Даже Керри, мой любимый двоюродный брат и лучший друг, ничего не стал слушать против своего нового отца, который покорил его сердце еще раньше, чем сердце тети Полы, и который обещал усыновить его.
Моя семья знала, что я ясновидящий, и мои предупреждения и психическая интуиция принимались всерьез. Однажды, когда маме нужно было лететь в Индиану на похороны своей сестры, я уловил тревожные излучения, шедшие от ее авиабилета, и был убежден, что ее самолет потерпит аварию. Я поднял такой шум, что она в последнюю минуту отложила поездку и взяла билет на другой рейс. В действительности крушения первого самолета не случилось, но в воздухе на борту произошел небольшой пожар. Многие пассажиры потеряли сознание от дыма, а трое задохнулись, прежде чем пилоту удалось посадить самолет. Не берусь утверждать наверняка, что моя мать могла стать четвертой жертвой, окажись она на борту, но когда я дотронулся до ее билета, то ощутил не бумагу, но холодную твердую медь ручки гроба.
Тем не менее я никогда никому не рассказывал о том, что вижу дымные, клубящиеся очертания чего-то внутри некоторых людей. Во-первых, я не знал, ни что я вижу, ни что это означает. К тому же с самого начала я чувствовал, что окажусь в страшной опасности, если кто-то из этих созданий поймет, что мне известно о его несхожести с другими людьми. Это была моя тайна.
И накануне свадьбы тети Полы, когда я наконец уже мог ясно видеть каждую тошнотворную деталь свинорылого и песьеголового гоблина внутри мистера Дентона Гаркенфилда, не мог же я так просто взять и начать бормотать что-то про монстров, маскирующихся под людей, — этому бы просто не поверили. К тому же, хотя точность и значимость находивших на меня время от времени ясновидческих озарений уже не подлежали сомнению, многие не считали мой необычный талант благим даром. Мои способности, как ни редко они использовались, делали меня в глазах многих людей из нашей долины «странным» и, как и все ведуны, непременно психически неустойчивым. Не раз и не два моим родителям заявляли, что за мной нужно внимательно наблюдать — не проявляю ли я признаков мании или зарождающегося аутизма. И хотя мои старики не могли слушать это спокойно, я был уверен, что порой их волновало — не обернется ли мой дар проклятием. Грань между психическими способностями и психической неустойчивостью настолько тонка, что даже моя бабушка, считавшая мой Сумеречный Взгляд прекрасным, чистой воды благословением божьим, и та беспокоилась, как бы я случайно не утратил контроль над своими способностями, которые тогда обернутся против меня и приведут к гибели. Поэтому я и боялся, что, начни я вещать о гоблинах, прячущихся под человеческим обличьем, это лишь усилит опасения тех, кто и так был уверен, что я закончу свои дни в комнате с обитыми мягкой тканью стенами.
На самом деле и у меня были сомнения относительно своего психического состояния. Я знал бытующие мнения, к тому же несколько раз я слышал опасения знакомых, высказывающихся моим родителям по поводу моей психики, так что, когда я начал видеть гоблинов, я задумался — не подводит ли меня сознание.
И, наконец, я опасался поднимать тревогу. Хотя я боялся гоблина в оболочке Дентона Гаркенфилда и ощущал сильнейшую ненависть, двигавшую им, у меня не было конкретных доказательств того, что он намеревался причинить вред тете Поле, Керри или кому-либо еще. Поведение Дентона Гаркенфилда было образцовым.
Кроме того, не стоило поднимать тревогу и потому, что, если бы мне не поверили — а так бы обязательно и было, — я добился бы только одного — предупредил бы дядюшку Дентона об опасности, которую я представляю для всего его племени. Если я не галлюцинировал, если он и в самом деле был смертоносным чудищем, тогда единственное, что я мог сделать, — это привлекать к себе его внимание, создавать такие ситуации, когда я буду один и беззащитен, чтобы на меня легко было напасть.
Свадьба состоялась, Дентон усыновил Керри, и несколько месяцев Пола и Керри были так счастливы, как никогда прежде. Гоблин по-прежнему находился внутри Дентона, и я уже засомневался, было ли на самом деле это существо порождением зла или просто... непохожим на нас.
В то время как семейство Гаркенфилдов процветало, необычайное количество трагедий и несчастий обрушилось на многие семьи, живущие в долине Сискию, — соседей Гаркенфилдов, и лишь некоторое время спустя я понял, что виновником этой небывалой полосы был дядюшка Дентон. Семья Уитборнов — они жили в полумиле от нас и в миле от дома Гаркенфилда — сгорела в собственном доме, когда в нем взорвалась топка. В пламени погибли трое из шестерых детей Уитборнов. Несколько месяцев спустя, в ущелье Гошаукан, четверо из пяти членов семьи Дженеретов умерли, отравились моноксидом угля, когда клапан их топки по неведомой причине засорился и смертоносные испарения наполнили ночью дом. Ребекка Норфрон, тринадцатилетняя дочь Майлса и Нанны Норфрон, пропала, отправившись на прогулку со своим песиком Хоппи. Ее нашли неделю спустя у границы графства, в двадцати милях от дома, в заброшенном домике. Она не просто была убита — все тело носило следы пыток. Хоппи так и не нашли.
Несчастья приблизились и к нашей семье. Моя бабушка упала с лестницы в подвале у себя дома, сломала шею и была обнаружена лишь через день. Я не ходил к ней в дом после ее смерти, и это, возможно, отложило осознание того, что Дентон Гаркенфилд был источником многих несчастий в долине. Если бы я постоял на верхней ступеньке лестницы в погреб, если бы спустился вниз и склонился над местом, где нашли бабушкино тело, я ощутил бы, что дядюшка Дентон приложил руку к ее кончине, и, возможно, сумел бы остановить его прежде, чем он вызовет еще большие страдания. Во время похорон бабушки, притом что она была мертва уже три дня и потому невидимые волны психической энергии должны были ослабнуть, я был настолько потрясен ясновидческими ощущениями жестокости, что свалился с ног и меня отнесли домой. Все решили, что меня лишило сил горе, но дело было в другом — в ясном и ужасном понимании того, что бабушка была убита и умерла страшной смертью. Но я не знал, кто убил ее, и у меня не было ни малейшего доказательства, свидетельствующего, что убийство и в самом деле имело место. К тому же мне было всего четырнадцать — возраст, когда никто не станет слушать тебя, а меня уже считали странным, так что я запер рот на замок.
Я знал, что дядюшка Дентон — нечто большее или меньшее, чем просто человек, но я не сразу заподозрил в убийстве его. У меня все еще были сомнения на его счет, потому что тетя Пола и Керри очень любили его, и он был так добр ко мне — всегда шутил со мной, проявлял, казалось, неподдельный интерес к моим успехам в школе и в юношеской сборной по борьбе. Они с тетей Полой дарили мне замечательные подарки на Рождество, а на день рождения он подарил мне несколько книг Роберта Хайнлайна и Э. И. ван Фогта, а к ним — новенькую, хрустящую пятидолларовую купюру. Я не видел, чтобы он творил что-то, кроме добрых дел, и хотя я чувствовал, что он прямо-таки исходит ненавистью, я все же сомневался, не придумал ли я ярость и отвращение, которые ощущал в нем. Если бы обычный человек учинил бойню с таким размахом, психический осадок от этого злодейства остался бы в нем, и рано или поздно я бы его обнаружил. Но гоблины не излучают ничего, кроме ненависти, и поскольку я не чувствовал никакой особенной вины в ауре дядюшки Дентона, я не заподозрил в нем убийцу моей бабушки.