— Ты уверен, что он справится? — спросил Красный Нетопырь, размахивая крыльями в полумраке. Подсвеченное глазами лицо скривилось в комической гримасе.
Но Гил припомнил, как выглядело это же лицо с оскаленными клыками, и мгновенно перестал видеть в нем хоть что-то смешное.
— Гидеон может сделать все, что нужно, — сказал Силач. — Но мы должны помнить, что его вырастили музыканты. Он не подготовлен к той жизни, какую ведем мы.
Гил подумал, как эти двое повели бы себя на арене. Наверное, пали бы перед драконом, раздавленные звуковым чудовищем, а если не пали, то их увезли бы к печам под ареной. И все-таки в словах Силача была правда. Он действительно здесь не в своей стихии. Последнее время ему кажется, что он всегда был и будет не в своей стихии…
— Но все же… — попытался возразить Красный Нетопырь.
— Да ты бы в его мире, в городе-государстве, просто не выжил! Ты не смог бы выучить их правила звуков и умер на арене.
Красный Нетопырь некоторое время сердито хмурился, потом пожал плечами.
— Может, и так, — неохотно согласился он. — Пошли дальше.
Бесконечные туннели скручивались и раскручивались, поднимались и спускались, то в пыльном полумраке среди куч мусора, то вдруг в абсолютной смоляной черноте, которая, казалось, залепляла глаза. Мусор местами заваливал проходы почти полностью, им приходилось протискиваться боком, прижимаясь спиной к грубой каменной стене. Кое-где пол поднимался все выше, почти до самого потолка, и они проползали в оставшуюся щель на животе. Нетопырю, похоже, было легче, чем им, его тощее жилистое тело обладало способностью при необходимости сжиматься до поразительной компактности.
Гил решил, что наверняка есть и другая дорога, а эту они выбрали, чтобы показать ему, сколь трудна их жизнь. Из-за этого подозрения он сцепил зубы и не позволял себе ни застонать, ни пожаловаться, а принимал все муки с достойным стоицизмом, хотя время от времени с губ его против воли срывалось ворчание.
В конце концов они остановились в одном из самых темных мест. Это была очередная подземная комната. Стены широко расступались в стороны, до потолка — футов десять-одиннадцать. Гил ощущал присутствие других существ, слышал тончайшие звуки неровного дыхания.
— Он привел парня, Гидеона, — объявил Красный Нетопырь.
В сыром помещении раздалось шуршание, эхом отдалось от стен. Возник ряд из четырех светящихся глаз, тут его прямолинейность нарушили еще четыре — это люди-нетопыри поворачивались на своих жердочках, чтобы посмотреть на Гила.
— Мне его вид не нравится, — проныл визгливый голос — словно провели наждаком по стеклу.
— Само собой, — прошипел Красный Нетопырь и недовольно захлопал крыльями. — Конечно, не нравится — у него же вид, как у музыканта.
— Красный прав, — отозвался кто-то еще из четверых.
У этого голос был такой ласковый и добрый, что Гил сразу же вспомнил мягкого и заботливого Франца, который учил его играть на гитаре. Не зная, как зовут этого нетопыря, но все-таки чувствуя, что может думать об этом существе, как о личности, он про себя назвал его Францем, как старого учителя.
Франц прочистил горло, издавая сухие скрипящие звуки.
— Нельзя, чтобы на нас влияли предубеждения. Если мы им поддадимся, то рискуем потерять единственный шанс, который у нас есть.
— Хорошо сказано, — отозвался Красный Нетопырь. — Мне-то он тоже не нравится…
Он повернулся и уставился на Гила. На миг появились клыки, выгнувшиеся над нижней губой, потом снова спрятались в вонючей дырке рта.
— Не нравится! Но он — наша самая лучшая возможность.
Рука Силача снова лежала на плече Гила и давила довольно чувствительно и больно, напоминая, что надо молчать и терпеть. Но Гил не нуждался в напоминаниях.
Нетопырь, который первым высказал свою неприязнь, развернулся на месте, скрежеща когтями по металлу, и, все так же вниз головой, повис лицом в другую сторону. Теперь перед Гилом было только шесть глаз.
— Расскажи, что ты хочешь поручить нам, — обратился Франц к Силачу.
— Гидеон как ни в чем не бывало вернется к музыкантам и будет притворяться еще неделю. Ему не нужно столько времени, чтобы сыграть свою роль, время нужно нам, чтобы подготовить свои силы ко Дню. Потом, ровно через неделю, считая от этого вечера, он устроит так, что генераторы, поддерживающие звуковую конфигурацию Башен, окажутся разрушены.
Все, за исключением Башни Конгресса. Мы сохраним это строение целым, чтобы начать свое правление именно оттуда — если хотите, сохраним как символ нашей власти. Другие здания исчезнут. Когда начнется разрушение, мы нападем и уничтожим всех музыкантов, которых найдем живыми на открытом месте. Ваша задача — нападать с воздуха. Как мне представляется, такая атака будет особенно действенна, потому что захватит их врасплох.
— У них будут звуковые ружья, — напомнил какой-то человек-нетопырь.
— Мы не можем дожидаться идеальных условий, — возразил Силач. — В любом случае нам не обойтись без потерь. Позволю себе напомнить, мы уже сто раз об этом говорили и решили, что потери будут оправданы, если появится шанс на успех. А теперь такой шанс у нас есть.
— Хм-м-м-м! — высказал свое сомнение нетопырь, который висел спиной к ним.
Остальные его игнорировали.
— А свистки? — спросил Франц. — Звукоусыпители?
— Свистки на вас не подействуют, — сказал Гил, — если расстояние будет больше пятнадцати ярдов. Вы сможете улететь быстрее, чем они успеют воспользоваться ими.
Гил не стал бы раскрывать рот, но пришла пора показать, что он живой человек, а не орудие, которое в любой момент можно взять с полки или положить обратно. И вообще он пока не пообещал хоть что-нибудь сделать. Он пока ни в чем не был убежден. И чем дольше находился среди этих людей, чем лучше узнавал своего отца, Силача, тем меньше ему хотелось…
Три пары глаз повернулись к нему, разглядывали его какое-то время, потом снова обратились к Красному Нетопырю. В этих глазах просто невозможно было что-либо прочитать, невозможно понять, что они о нем думают — насколько далеко заходит их ненависть.
— Ну как, решено? — спросил Красный Нетопырь.
Три пары глаз моргнули.
— Скольких вы можете выставить? — нетерпеливо спросил Силач. В его голосе звучало острое возбуждение, дыхание участилось — то и дело слышались сиплые вдохи.
— Против Вивальди — четыре тысячи, — ответил Красный Нетопырь. — Потом, если будет решено выступить против других городов-государств, нам придется рассчитывать на то, что останется от наших сил.
— Четырех тысяч достаточно, — сказал Силач. — А с Гидеоном и тем количеством звуковых ружей и акустических ножей, которое удастся захватить, и подавно.
Гил слушал планы сражения вполуха, основная часть его сознания тем временем обратилась к главной проблеме. Особенно откладывать некуда, выбор надо сделать быстро. Либо он решит защищать общество музыкантов единственно из нежелания участвовать в бунте против него, либо ему придется возглавить этот бунт, выступить вместе с мятежниками из руин и понести их ненависть через сады неоновых камней прямо в коридоры Башни Конгресса…