- Гарри…
- Но не потому, что они мне нравятся. Видит Бог, по мне, лучше бы их вообще не знать. - Он начал нервно шагать по комнате, описывая что-то вроде полукруга - Не было там разве анекдотика о том, как в Техасе судья засадил одного паренька в тюрьму на тридцать пять лет за то, что тот украл однофунтовую банку "Спэм"? А в Лос-Анджелесе во время тамошних беспорядков толпа хулиганствующих молодчиков до смерти избила одного человека прямо на улице, что было зафиксировано журналистами на видеопленке; так ведь никто и пальцем не пошевелил, чтобы разыскать и наказать убийцу, потому что это избиение, видите ли, было протестом против социальной несправедливости и не следовало провоцировать новые беспорядки!
Конни пошла к столу, рывком выдвинула из-под него стул и, повернув сиденьем к себе, уселась на него верхом. Не мигая, уставилась на обожженную газету.
Он же, все больше возбуждаясь и не переставая вышагивать по комнате, продолжал говорить:
- А не было ли там рассказика о том, как одна женщина заставила своего любовника изнасиловать собственную одиннадцатилетнюю дочь, так как хотела четвертого ребенка, но сама не могла иметь детей, и решила стать матерью ребенка своей дочери? В каком штате это было? В Висконсине? Или в Огайо?
- В Мичигане, - мрачно уточнила она.
- А помнится, была там еще одна веселенькая историйкa о том, как один приемный папочка отсек голову своему шестилетнему пасынку…
- Пятилетнему. Ему было пять лет.
- А шайка подростков, уж не помню где, нанесла одной женщине сто тридцать ножевых ударов, чтобы отобрать у нее один-единственный вшивый доллар…
- В Бостоне, - прошептала она.
- Да, помню, а еще там был перл о том, как папочка до смерти забил своего сына-дошкольника за то, что тому никак не давался алфавит после буквы "Ж". А одна любвеобильная мамуля в Арканзасе, Луизиане или Оклахоме подсыпала в чашку своей дочурке размельченное стекло, чтобы та заболела и ее папочку-моряка отпустили бы с корабля домой на побывку.
- Не в Арканзасе, - снова поправила его Конни. - В Миссисипи.
Гарри, перестав вышагивать по комнате, остановился напротив ее стула и присел на корточки, оказавшись почти вровень с ее лицом.
- Выходит, ты принимаешь как должное эти невероятные вещи, несмотря на их вопиющее несообразие. Ибо знаешь, что они реально имели место. Это же девяностые годы, Конни. Бардачные годы перед вторым пришествием, эпоха Неосредневековья, когда черт-те что может произойти и происходит на самом деле, когда невозможное не только возможно, но считается нормальным, когда любое супернаучное открытие соседствует с невообразимо диким варварством, что, впрочем, никого не удивляет. Каждому новому достижению в технологии противостоят тысячи фактов злодеяний, порожденных человеческой ненавистью и глупостью. На каждого ученого, занятого поисками средств излечения рака, приходится пять тысяч хулиганов, готовых снести голову какой-нибудь несчастной старухе, чтобы выудить из ее кошелька грошовую сдачу.
Встревоженная его напором, Конни отвела взгляд в сторону. Взяла со стола одну из сплющенных пуль и, нахмурясь, стала вертеть ее между пальцами.
Подстегиваемый чудовищной скоростью, с которой на циферблате его наручных часов бежали минуты, Гарри был неумолим:
- Отсюда, кто сможет отрицать, что в какой-нибудь лаборатории какой-нибудь ученый жук не изобрел какое-нибудь снадобье, позволившее ему многократно увеличить энергетические возможности своего мозга, нарастить и подчинить себе те способности, наличие которых мы подозреваем в себе, но толком не знаем, как ими пользоваться? Может быть он ввел эту сыворотку себе в организм. Или, скорее всего, парень, из-за которого у нас тут весь этот сыр-бор, оказался жертвой какого-нибудь чудовищного эксперимента и, сообразив, что с ним сделали, поубивал всех, кого считал повинными в этом, всех, кого знал. Вырвался на свободу и теперь бродит среди нас, самыи страшный из нелюдей на свете.
Она снова положила на стол сплющенную пулю. Снова обернулась к нему. До чего же красивые у нее глаза!
- То, что ты сейчас сказал насчет эксперимента, кажется мне вполне здравым.
- Возможно, это не совсем так, это нечто, чего мы пока не в состоянии постичь, нечто совершенно отличное от нас.
- Но, если такой человек существует, как же мы с ним справимся?
- Он же в конце концов не Бог. Какими бы ни были его возможности, он все равно остается человеком - к тому же психически неуравновешенным. У него не могут не быть какие-то слабости, в чем-то же он должен быть уязвим.
Гарри все еще сидел на корточках перед ее стулом, и она рукой дотронулась до его щеки. Нежный жест этот удивил его. Она улы6нулась.
- Ну и воображение же у те6я, Гарри Лайон.
- Что верно, то верно. С детства обожаю волшебные сказки и невероятные приключения.
Снова нахмурив лоб, она 6ыстро убрала руку с его лица, словно досадуя на се6я за проявленную слабость.
- Даже если он и уязвим, с ним невозможно будет справиться, пока не найдем его. А как мы доберемся до этого Тик-така?
- Тик-така?
- Мы же не знаем его настоящего имени, - улыбнулась Конни. - Поэтому будем считать, что Тик-так - его кодовое название.
Тик- так. Вполне подходящее имя для какого~нибудь злодея из сказки. Румпельштилтскин, мамаша Гетель, Наклобун… теперь Тик-так.
- Ладно. - Гарри поднялся. Снова заходил кругами по комнате. - Тик-так, так Тик-так.
- Так как же мы его разыщем?
- Не знаю как. Зато знаю, с чего начнем. С городского морга Лагуна-Бич.
Ее всю передернуло от этих слов.
- Ордегард?
- Результаты вскрытия, если они уже есть, а если удастся, и переговорить с медэкспертом, производившим это вскрытие. Хочу выяснить, не обнаружили ли они у трупа каких-либо аномалий.
- Аномалий? В каком смысле?
- Понятия не имею. Любых отклонений от нормы.
- Но Ордегард мертв. Он не мог быть… психической проекцией. А был явно из мяса, костей и крови, и теперь его нет в живых. Какой он, к черту, Тик-так?
У Гарри, начитавшегося волшебных сказок, легенд, мифов и научной фантастики, был неистощимый резервуар, из которого его фантазия могла черпать самые невероятные идеи.
- А может быть, Тик-так обладает способностью проникать в сознание других людей, в их разум, подчиняя себе их действия и поступки, манипулируя ими, как марионетками, и покидать их, когда ему заблагорассудится или когда они умирают. Может быть, сначала он был в Ордегарде, а потом переселился в этого бродягу, и, очень может быть, бродяга этот тоже уже мертв, действительно мертв, и его обугленные останки покоятся в моей выгоревшей дотла гостиной, а Тик-так уже вновь перебрался в следующую из своих жертв.