Оборотень как сквозь землю провалился. Скорее всего вошел внутрь дома, куда не проникает ветер. Как кошка, которая успела вскарабкаться на дерево, теперь не поймаешь.

Высунув язык, пес недоуменно топчется на месте, не зная, что предпринять, как вдруг из-за угла появляется странный, спотыкающийся, качающийся из стороны в сторону человек, неся в руке странную бутылку, и все время что-то невнятно бормочет себе под нос. От человека исходит столько запахов, сколько псу ни разу не доводилоcь унюхать на одном человеке, большинство из которых неприятные, словно в одном человеке живут сразу несколько очень вонючих людей. Кислое вино. Давно не мытые волосы, едкий запах пота, лук, чеснок, запах свечи, брусники. Типографского шрифта, старых газет, олеандра. Влажная фланель. Спекшаяся кровь, едва уловимый запах мочи, в одном из карманов мятный леденец, в другом - кусок бутерброда с ветчиной, высохшая горчица, земля, трава, блевотина, прогорклое пиво, обветшавшие парусиновые туфли, гнилые зубы. Вдобавок ко всему, пока идет и что-то невнятно бормочет, все время на ходу пукает, останавливается возле дерева, пукает, идет, пошатываясь, дальше, пукает, снова останавливается, прислоняется к стене и снова пукает.

Все это интересно, даже очень, но самое интересное, что среди множества запахов можно различить и чуть заметный запах оборотня. Сам он, конечно же, явно не оборотень, нет, нет, но он знает оборотня, идет оттуда, где только недавно встречался с ним, несет на себе его запах. Да, это именно тот самый запах, странный и отвратительный: запах холодного моря в ночи, нагретого солнцем железного забора, дохлых крыс, молнии, грома, пауков, крови, темных нор в земле - так похоже на все это и одновременно так непохоже.

Человек, пошатываясь, идет прямо на него, и пес, поджав хвост, уступает ему дорогу. Но человек его, видимо, даже не замечает, а, невнятно бормоча себе под нос и, спотыкаясь на каждом шагу, сворачивает с аллеи за угол.

Интересно.

Пес смотрит ему в спину.

Ждет.

Затем бежит вслед за ним.

12

Гарри было неловко, что забрался в дом Ордегарда. Записка, оставленная следователем на двери, гласила, что посторонним до завершения следствия вход воспрещен, они жe с Конни не испросили официального разрешения войти внутрь. У нее был с собой целый набор отмычек в кожаном футляре, и с замком Ордегарда она справилась гораздо быстрее, чем взяточник-политикан, спешащий пересчитать свой нечестно заработанный миллион.

Как правило, Гарри трясло от методов подобного рода и фактически впервые, с тех пор как стал работать в паре с Конни, он не запретил ей воспользоваться своими отмычками. Но сейчас у них не было времени на соблюдение всех формальностей: до рассвета оставалось менее семи часов, а они ни на шаг не продвинулись ближе к Тик-таку, так ничего и не выяснив толком о нем.

Дом с тремя спальными комнатами был невелик, но внутреннее его пространство было прекрасно спланировано. Внутри дома, как и снаружи, сразу бросалось в глаза отсутствие острых углов. Места соединения стен были мягко скруглены, и во многих комнатах одна из стен обязательно была слегка изогнута. Округлых форм лепнина, покрытая белым блестящим лаком, украшала потолок. Большинство стен также было окрашено в глянцевую белую краску, чтов целом придавало интерьеру особый жемчужный оттенок, стены столовой, однако, были покрашены таким образом, чтобы возникала иллюзия, будто они обиты шикарной, дорогостоящей, цвета беж, кожей.

Интерьер дома чем-то напоминал каюту-люкс океанскoгo лайнера и вызывал приятное ощущение уюта и покоя, чтобы не сказать больше. Однако Гарри был как на иголках, но не потому, что дом этот принадлежал луноликому убийце, в который они к тому же проникли незаконным путем, а по причинам, которые он и сам не мог толком сформулировать.

Может быть, в этом его тревожном состоянии некоторым образом была повинна меблировка. Каждая вещь в доме, выполненная в стиле скандинавского модерна, отдающего предпочтение, как известно, строгим и суровым формам, напрочь лишенным всяческих украшений, отливала плоской желтизной клена и была столь угловата и неуклюжа, сколь мягким и скругленным, лишенным всяческих острых углов, было само здание. Резко контрастируя с общим архитектурным замыслом, мебель своими резкими контурами угловатых стульев, столов и диванов, казалось, ощетинилась против Гарри, грозя ему расправой. Берберский ковер на полу больше походил на тонкий ворсистый войлок, в котором почти не утопала нога.

Пока они шли через гостиную, столовую, кабинет и кухню, Гарри обратил внимание, что стены были пусты, не было на них никаких картин и украшений. В доме вообще не было никаких декоративных предметов; на столах, кроме обычных черно-белых ламп, также ничего не стояло. Во всем доме не видно было ни одной книги, ни одного журнала. Комнаты больше напоминали собой монастырские кельи, будто обитавший в них человек отбывал здесь длительный срок наказания, каясь в совершенных им грехах.

Словно в Ордегарде жили два совершенно разных человека. Гармоничность конструктивных линий и общего архитектурного решения дома свидетельствовала о глубоко чувственной натуре, о человеке, вполне удовлетворенном самим собой, Эмоционально уравновешенном, позволяющем себе некоторые вольности, даже несколько потворствующем своим слабостям. С другой стороны, суровая одинаковость меблировки и полное отсутствие каких бы то ни было украшений обозначали человека холодного, жестокого по отношению к себе и окружающим, сосредоточенного на своих личных переживаниях, угрюмого и мрачного.

- Ну, что скажешь? - спросила Конни, когда они вступили в коридор, служивший входом во все три спальные комнаты.

- У меня, например, мороз по коже дерет.

- А же тебе говорила. Как думаешь, отчего это?

- Уж больно сильны… контрасты.

- Во-во. И такое впечатление, что в доме никто не живет.

Наконец, в спальне самого хозяина, на противоположной кровати стене, они обнаружили картину. Просыпаясь каждое утро или ложась спать каждый вечер, Ордегард непременно видел именно ее. Это была очень хорошо выполненная репродукция знаменитой картины, которую Гарри знал, но название которой никак не мог вспомнить. Картина принадлежала кисти Франсиско де Гойи. Хорошо, что хоть это осталось в памяти после прочтения специального сборника "Как научиться понимать живопись". Картина была рассчитана на то, чтобы ошеломить зрителя, вызвать у него ощущение ужаса и отчаяния, чему в немалой степени способствовала центральная фигура гиганта, демонического вурдалака, пожирающего обезглавленный и окровавленный труп человека.

Тревожная, стремящаяся во что бы то ни стало вывести зрителя из состояния душевного покоя, блестяще задуманная и мастерски исполненная картина несомненно была шедевром - и место ей было скорее в какой-нибудь из картинных галерей, а не в спальне частного дома. Чтобы сдержать ее мощь, необходим был просторный выставочный зал с высоким сводчатым потолком: здесь, в обыкновенной жилой комнате картина давила на человека, парализовывала его сознание исходящей от нее мрачной черной энергией.