Больше всего ему хотелось вернуться в уютный домик родителей в Хантингтон-Бич, чтобы укрыться там от всех страхов и тревог. Томми знал, что его мать скорее всего поверит его невероятной истории. Матерям по закону - не человеческому, а по великому закону природы - было положено чувствовать правду, какие бы невероятные вещи ни рассказывали им их дети, и защищать их от неверия и насмешек других. Если он расскажет о дьявольской кукле, глядя матери прямо в глаза, она сразу поймет, что он не лжет и не выдумывает. И тогда он больше не будет одинок.
Только мать способна была убедить отца Томми, что грозящая их сыну опасность является вполне реальной, несмотря на всю ее кажущуюся не правдоподобность, а отец в свою очередь мог убедить сестру Томми и двух его старших братьев. Тогда их будет уже шестеро - целая семья, которая сумеет противостоять сверхъестественным силам, пославшим змеиноглазое чудовище. И вместе они сумеют победить - как двадцать с лишним лет тому назад они торжествовали победу сначала над коммунистами, а потом и над тайскими пиратами в Южно-Китайском море.
Но, вместо того чтобы развернуть "Корвет" в сторону Хантингтон-Бич, Томми свернул налево, на идущее в гору шоссе Эль-Капитан, и стал подниматься все выше в темное грозовое небо. Потом он долго петлял по улицам Спайгласс-Хилл, проезжая мимо домов чужих ему людей, которые никогда в жизни не поверят ему, если он позвонит у их дверей и расскажет свою невероятную историю.
Томми не мог ехать к матери. Он боялся, что между ним и его родителями пролегла слишком большая эмоциональная дистанция, чтобы он мог рассчитывать на безоговорочное доверие и понимание. Разумеется, никто не помешал бы ему рассказать о дьявольской кукле, но Томми очень хорошо представлял себе, как лицо матери неодобрительно вытянется и как она скажет:
- Ты пил виски, как твой глупый детектив?
- Никакого виски, мама!
- От тебя пахнет виски.
- Я выпил только бутылочку пива.
- С пива все и начинается. Сначала пиво, потом - виски.
- Я не люблю виски.
- Но зато у тебя в каждом кармане по пистолету.
- Один пистолет, мама.
- И ты гоняешь на машине как безумный, спятивший маньяк, гоняешься за блондинками...
- Никаких блондинок!
- ..И пьешь виски, словно это чай, а потом удивляешься, когда тебе начинают чудиться демоны и драконы.
- Никаких демонов, мама!
- ..Драконы и призраки...
- И не призраки.
- ..Демоны, драконы и призраки, Туонг! Тебе просто необходимо переселиться к нам...
- Не Туонг - Томми.
- ..И начать жить нормальной, человеческой жизнью, Туонг.
- Томми!
- И перестать пить виски, словно ты этот.., крутой. Ты должен перестать притворяться американцем, Туонг. Ты и так слишком американец.
От разочарования Томми даже застонал.
Лента с записью воображаемого разговора с матерью все еще проигрывалась у него в голове, когда Томми слегка притормозил и с осторожностью объехал сломанный ветром сук кораллового дерева, загородивший половину улицы.
В конце концов Томми решил не ехать в Хантингтон-Бич, потому что боялся обнаружить, что дом родителей перестал быть ему родным. Неужели он больше не принадлежит к членам семьи Фан, как принадлежал когда-то? Как ему тогда быть? Ведь он не может вернуться и в собственный коттедж в Ирвине, потому что там по темным комнатам и коридорам бродит голодный призрак с зелеными глазами! Есть ли на земле еще какое-нибудь место, которое Томми мог бы назвать своим домом? Пожалуй, нет. Он стал бездомным в самом полном и точном смысле. Гораздо более бездомным, чем те бродяги, которые вечно скитаются по улицам благополучных поселков, толкая перед собой тележки с никому не нужным мелочным товаром.
Нет, Томми еще не дошел до такого состояния, чтобы смириться с подобной участью. И он не поедет к матери, чтобы убедиться в том, что семья его отвергла. Уж лучше он будет сражаться с жуткой тварью один на один.
Но позвонить матери ему ничто не мешает.
Томми уже протянул руку к сотовому телефону, но сразу отдернул ее, не набрав даже номера.
"Автомобильные телефоны - для больших шишек. Ты теперь большая шишка, Туонг? Вести машину и одновременно разговаривать по телефону слишком опасно. Пистолет в одной руке, бутылка виски в другой... Да как ты вообще держишь этот телефон, Туонг?"
Томми вздохнул и дотронулся правой рукой до пистолета, лежавшего на пассажирском сиденье, но ни удобная форма рукоятки, ни ощущение всепобеждающей силы, отлитой в стали, больше не успокаивали его.
* * *
Несколько минут спустя, очнувшись от очередного приступа странной сонливости, которую навевали ритмичные движения щеток, Томми обнаружил, что находится на южной окраине Ньюпорт-Бич, на бульваре Макартура. Движение здесь было совсем слабым, и он довольно быстро ехал на запад.
Часы на приборной доске "Корвета" показывали всего половину одиннадцатого вечера.
Томми понял, что дальше так продолжаться не может. Он не должен петлять по ночным улицам и дорогам до тех пор, пока у него не кончится бензин или не случится что-нибудь еще более страшное. Эта дремота, которая одолевала его все чаще и чаще, это рассеянное внимание могли привести к тому, что он врезался бы в другую машину или перевернулся на мокрой мостовой.
Подумав об этом, Томми все же решился обратиться за помощью к членам своей семьи, но не к матери или к отцу, а к любимому старшему брату Ги Мин Фану.
В конце концов Ги тоже изменил имя; по-вьетнамски его звали Фан Мин Ги, но по приезде в Штаты он решил, что фамилия все-таки должна быть на последнем месте. Некоторое время назад он, как и Томми" тоже подумывал о том, чтобы взять себе американское имя, но в конце концов так и не решился этого сделать, чем снискал особое уважение родителей. Впрочем, своих четырех детей - Этель, Дженифер, Кевина и Уэсли Ги назвал по-американски, однако к этому мать и отец отнеслись совершенно нормально, поскольку все четверо родились уже в Соединенных Штатах.
Тон Тхат - самый старший из братьев Фан, который был на восемь лет старше Томми, - имел уже пятерых детей, и у каждого из них было по два имени: американское и вьетнамское. Первенцем Тона была девочка. Официально ее звали Мэри Ребекка, однако в семье она носила нежное имя Тху-Ха. В гостях у бабушки и дедушки - а также в обществе других консервативно настроенных старших - все дети Тона звали друг друга по-вьетнамски, а американские имена использовались ими в компании сверстников. Что касалось общения с родителями, то тут в зависимости от ситуации в ход шли то вьетнамские, то американские имена, но, насколько Томми было известно, никакой путаницы при этом ни разу не возникало.
В дополнении к своей досадной неспособности определить, кто же он все-таки такой, определить раз и навсегда, как определились в жизни его братья, но так, чтобы решение удовлетворило и его самого, Томми часто переживал, что у него пока нет собственных детей. Для его матери это, без сомнения, было настоящей трагедией. Родители Томми, воспитанные в старых восточных традициях, до сих пор рассматривали детей не как обременительную обязанность, не как заложников обеспеченной старости, а как подлинное богатство и благословение небес. В их представлении чем больше была семья, тем больше у нее было шансов выжить и тем большего успеха она могла добиться. В свои тридцать лет неженатый, бездетный, не имеющий никаких особых перспектив Томми (кроме, естественно, перспективы стать процветающим писакой, выдумывающим глупые истории о пристрастившемся к виски полоумном детективе) представлял собой серьезную угрозу мечте родителей об обширной империи Фанов, благополучие которой в их представлении было напрямую связано с численностью клана.