Откуда оно взялось?
Не столь важно. Из запредельного, нечеловеческого мира. Извне.
И она едва не погибла.
Какая чушь! Материал для бульварной прессы. Такую несусветную галиматью не станут печатать даже в «Нэшнл инкуайерер». «Чудовище из чужой галактики изнасиловало мой мозг». Это в три раза глупее, чем «Певица Шер объявляет себя пришелицей из космоса», в два раза нелепее, чем «Иисус говорит с монахиней из микроволновой печи», и куда скучнее, чем «Элвис с пересаженным мозгом живет под именем Розанны Барр».
От этих мыслей она развеселилась и успокоилась. Со страхом легче справиться, если веришь, что все ужасы — плод твоего воспаленного воображения. Не так уж удивительно, если учесть, что случай Айренхарта действительно выходит за рамки обычного.
К Холли вернулись силы. Она отступила от стены, закрыла задвижку, набросила цепочку на крючок.
Сделала еще шаг и сморщилась от внезапной боли в левом боку. Ничего страшного, но щиплет. Холли даже тихонечко застонала. Повернулась и почувствовала, что правый бок тоже саднит, хотя и слабее, чем левый.
Она задрала майку и увидела, что материя порвана и испачкана кровью. Три пореза на левом боку, два справа.
Охваченная прежним страхом, Холли прошла в ванную и включила яркий свет. Замерла перед зеркалом в нерешительности, потом стянула с себя майку.
Из трех глубоких царапин на левом боку тоненькими струйками сочилась кровь. Верхняя рана алела под грудью, две другие шли параллельно. Все три на равном расстоянии друг от друга. Две царапины справа уже не кровоточили.
Это были следы когтей.
* * *
Джима вырвало. Он включил воду, прополоскал рот и почистил зубы мятной пастой.
Взглянул в зеркало и вздрогнул, увидев перед собой незнакомое, смертельно бледное лицо. Не выдержал и поспешно отвернулся.
Прислонился к раковине. Боже мой, что со мной происходит, в тысячный раз задал он себе вопрос, который терзал его уже больше года.
Ему опять приснился сон про мельницу. Никогда прежде один и тот же кошмар не мучил его две ночи подряд. Обычно проходили недели. Он мог хотя бы немного прийти в себя.
На первый взгляд все выглядело как раньше — шум дождя за стеклами узких окон, дрожащее пламя свечи, тени, пляшущие по потолку, свист вращающихся крыльев мельницы и глухой гул жерновов под полом. Снова необъяснимый судорожный страх.
На этот раз он был не один. Кто-то незримый, зловещий надвигался из темноты, приближаясь с каждой секундой. Джим не представлял, как выглядит невидимое существо и каковы его намерения. Ждал, что вот-вот посыплются кирпичи и из пролома в стене вырастет кошмарный монстр.
Чудовище могло появиться откуда угодно — из отверстия в полу, через тяжелую дубовую дверь на верхней площадке лестницы.
Джим заметался в растерянности, не зная, куда бежать. Наконец бросился к двери, распахнул ее и… проснулся от собственного крика. Открыл глаза. Он не помнил, кто скрывался за дверью.
Но кем бы ни было зловещее чудовище, Джим знал, как его назвать: «Враг». Только теперь это слово отпечаталось в его мозгу, словно на листе бумаги. Оно начиналось с заглавной буквы: «Враг». Безликий монстр, преследующий его во многих ночных кошмарах, проник в сон о старой мельнице.
Ему в голову пришла безумная мысль: чудовище — не кошмарный бред, рожденный в черных глубинах подсознания, а реальность, такая же реальность, как он сам. Рано или поздно «Враг» пересечет барьер, отделяющий мир снов от действительности, так же легко, как перешел из одного кошмара в другой.
О возвращении в постель не могло быть и речи. Холли знала: ничто в мире не заставит ее снова лечь спать. Пока хватит сил, она будет держаться на крепком черном кофе, а потом дойдет до предела своих возможностей и рухнет в беспамятстве. Сон перестал быть убежищем и превратился в источник опасности, дорогу в ад или еще куда похуже. На этой дороге можно ненароком повстречать непрошеного попутчика с нечеловеческим лицом.
Холли страшно разозлилась. Ее лишали неотъемлемого права на спасительный отдых.
Наступил рассвет. Она забралась под душ и долго мылась. От горячей воды и мыла щипало незатянувшиеся раны на боках. Она осторожно и тщательно соскребла засохшую кровь. В голову пришла тревожная мысль: от короткого соприкосновения с монстром можно заразиться какой-нибудь чудовищной инфекцией.
Это привело ее в ярость.
Еще со скаутских времен Холли привыкла иметь дело со всякими неожиданностями. Рядом со щеткой и бритвой в ее дорожной сумочке всегда лежала маленькая аптечка с йодом, марлей, лейкопластырем, баллончиком противоинфекционного аэрозоля и мазью от ожогов.
Она вытерлась полотенцем и, не одеваясь, села на край кровати. Попрыскала на раны аэрозолем и смазала порезы йодом.
Холли стала репортером еще и потому, что в юности верила: журналистика способна показать народу правду жизни, объяснить вещи и явления, которые иногда кажутся хаотичными и бессмысленными. Однако за десять лет работы в газете эта вера основательно пошатнулась. В конце концов она бросила попытки отыскать хоть какую-нибудь логику в людских поступках и пришла к выводу, что в мире царит хаос, а феномен человека вообще не поддается объяснению. Тем не менее ее рабочий стол в редакции, на котором не было ничего лишнего и каждая вещь лежала на своем месте, являл собой образец аккуратности, а одежда в шкафу располагалась в строго определенном порядке: сначала по времени года, потом в зависимости от того, по какому случаю она собиралась выйти из дома (официальная, полуофициальная, повседневная), и, наконец, по цвету. Раз жизнь сплошной хаос, а журналистика так жестоко ее подвела, не остается ничего лучшего, как положиться на собственные привычки и размеренный образ жизни. Только так, создав крохотный и хрупкий, зато стабильный мирок, можно оградить себя от всеобщего беспорядка и сумятицы.
Йод щипал ранки.
Ярость переполняла Холли.
Жесткие струи душа смыли запекшуюся кровь, и из глубокого пореза в левом боку потекли тонкие алые струйки. Она снова опустилась на край кровати и, прижав к ранкам бумажный тампон, подождала, пока не остановилось кровотечение. Потом встала и оделась: натянула темно-коричневые джинсы и блузку изумрудного цвета. Часы показывали половину восьмого.
Холли давно решила, с чего начнет день, и не собиралась отступать от своих планов. Завтракать она не стала — какой уж тут аппетит! Вышла на улицу. На небе ни единого облачка, утро необычайно теплое даже для Апельсиновой Страны. Прекрасная погода для отдыха, но Холли спешила, у нее даже не возникла мысль замедлить шаг и подставить лицо ласковым лучам утреннего солнца. Она села в машину, выехала со стоянки и направилась в сторону Лагуна-Нигель. Пришло время позвонить в дверь Джима Айренхарта и потребовать ответа на вопросы, которых накопилось уже предостаточно.