За два года работы в Лос-Анджелесе Холли приходилось встречать немало мужчин, выдающих себя за образец калифорнийского хладнокровия и уверенности:

«Положись на меня, детка, и ни о чем не думай, я с тобой, и пусть весь мир катится к чертям». На словах это звучало эффектно, но как только доходило до дела, оказывалось пустым звуком. Иметь безукоризненный загар и подражать голливудскому спокойствию Брюса Виллиса еще не значит быть невозмутимым Брюсом Виллисом. Уверенность в себе приходит с опытом, а с настоящей невозмутимостью нужно родиться, ее можно изображать, но опытный глаз все равно отличит подделку от подлинника. Что касается Джима Айренхарта, то его невозмутимости с избытком хватало на все мужское население маленького штата Род-Айленд. Ни сумасшедшие грузовики, ни вопросы репортера не могли пробить стену его хладнокровного спокойствия. Странное дело, но одно его присутствие вселяло уверенность в собственных силах.

— У вас интересное имя, — возобновила разговор Холли.

— Джим?

Он над ней подшучивал Айренхарт — «железное сердце». Похоже на прозвище индейского вождя.

— Было бы неплохо, окажись в моих жилах кровь сиу или апачей. Это придало бы мне ореол таинственности. Но должен вас разочаровать: Айренхарт — всего лишь английский вариант немецкой фамилии Айзенхерц.

Машина выехала на Восточную автостраду и быстро двигалась к повороту на Киллингсворт. Через несколько минут они будут в аэропорту. Такая перспектива не радовала Холли. Она была репортером, и большинство ее вопросов так и остались без ответа. И, что еще более важно, Холли была женщиной, и впервые в жизни она встретила такого мужчину, как Джим Айренхарт.

Она быстро прикинула, не поехать ли в объезд и тем самым в два раза удлинить дорогу. Джим не знает города и вряд ли заметит ее хитрость. Но потом ей пришло в голову, что дорожные знаки уже сообщили о приближении к аэропорту. И, даже если Джим не обратил на них внимания, в ярко-синем небе невозможно не увидеть белые силуэты самолетов, которые один за другим взлетали и шли на посадку.

— И чем вы занимаетесь у себя в Калифорнии? — нарушила затянувшееся молчание Холли.

— Радуюсь жизни.

— Я имела в виду, кем вы работаете?

— А как вы думаете?

— Ну… во всяком случае, не библиотекарем.

— Почему вы так думаете?

— В вас есть что-то таинственное.

— А разве библиотекарь не может быть таинственным?

— По крайней мере, я таких не встречала.

Она неохотно свернула с шоссе на дорогу, ведущую к аэропорту.

— Может, вы из полиции.

— Значит, я похож на полицейского?

— У настоящих полицейских стальные нервы.

— А я-то считал себя простым и общительным. Вы думаете, у меня стальные нервы?

— Я хотела сказать, вы очень уверены в себе.

— И давно вы на репортерской работе?

— Двенадцать лет.

— Все время в Портленде?

— Нет. Здесь я около года.

— А раньше где приходилось бывать?

— Чикаго… Лос-Анджелес… Сиэтл.

— Любите журналистику?

Поняв, что Джим перехватил у нее инициативу, Холли ответила:

— Послушайте, это все-таки не игра в вопросы и ответы.

— Что вы говорите! Выходит, я ошибался.

Похоже, этот разговор его по-настоящему забавлял.

Холли почувствовала свое бессилие перед его непонятным, вызывающим раздражение упрямством. Ей не понравилось, что Джим сумел подчинить ее своей воле. Впрочем, он не имел злого умысла, и обманщик из него был неважный. Он не хотел, чтобы кто-то копался в его делах, и Холли, которая в последнее время все чаще задумывалась о праве журналиста вмешиваться в чужую жизнь, в глубине души сочувствовала ему. В конце концов ей не оставалось ничего другого, как рассмеяться.

— Победа за вами, поздравляю!

— Вы неплохо держались.

Машина притормозила у входа в здание аэропорта.

— Вот уж нет! Будь я на высоте — по крайней мере узнала бы, кем вы работаете.

Джим улыбнулся. Холли в который раз удивилась, какие синие у него глаза.

— Вы держались неплохо, но… не победили. Он вышел из машины, достал с заднего сиденья саквояж и повернулся к Холли:

— Понимаете, я просто оказался в определенное время в определенном месте, И по чистой случайности мне удалось спасти мальчика. Неужели будет справедливо, если газеты перевернут мою жизнь вверх дном из-за того, что я совершил хороший поступок?

— Нет, что вы, конечно, нет, — ответила Холли.

Джим вздохнул с облегчением:

— Благодарю вас, мисс Торн.

— Знаете, мистер Айренхарт, я тронута вашей скромностью.

Их взгляды встретились.

— А я вашей, мисс Торн.

Он захлопнул дверь машины, повернулся и исчез за стеклянными дверями аэропорта.

Прощальные слова все еще звучали у нее в ушах: «Мистер Айренхарт, я тронута вашей скромностью. — А я вашей, мисс Торн».

Холли не спускала глаз с двери, в которую только что вошел Джим. Все случившееся было слишком нереально. Как будто с ней в машине находился призрак пришельца из иных миров. Воздух позолотили лучи заходящего солнца, и Холли вспомнила: похожее свечение она видела в старых фильмах о привидениях.

Она вздрогнула от резкого жестяного грохота. Обернулась и увидела служащего аэропорта, который костяшками пальцев барабанил по капоту ее машины. Заметив, что Холли смотрит в его сторону, он указал ей на знак: «Зона погрузки». Спрашивая себя, сколько времени она провела здесь, занятая мыслями о Джиме Айренхарте, Холли отпустила ручной тормоз, завела машину и отъехала от блюстителя порядка.

«Тронута вашей скромностью, мистер Айренхарт. — А я вашей, мисс Торн».

На обратном пути Холли не покидало ощущение того, что в ее жизнь вмешались потусторонние силы. Было немного не по себе: она никогда не думала, что случайная встреча с мужчиной может так подействовать на нее. Она чувствовала себя девчонкой, маленькой глупой девчонкой. Однако ощущение приятно волновало, и Холли не хотелось, чтобы оно исчезло.

Глава 5

Вернувшись домой, Холли принялась готовить на ужин макароны с соусом из арахиса, чеснока и помидоров. Неожиданно она спросила себя: как Джим Айренхарт мог знать, что ребенок в опасности, прежде чем показался грузовик?

От этой мысли Холли перестала резать помидоры и выглянула в окно. Внизу, совсем рядом — ее квартира находилась на третьем этаже, — раскинулся парк Каунсил-Крест, освещенный багровыми лучами заходящего солнца. Янтарный свет затерянных среди деревьев фонарей выхватывал из полумрака прямые аллеи, окаймленные высокой темной травой.