Генри горестно кивнул.
— Джим всегда был такой неласковый, даже со мной. Я люблю его всем сердцем, но он никогда не показывал своих чувств, никогда не говорил, что любит меня, хотя я-то знаю, как он ко мне относится.
Холли открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но старик вдруг тряхнул головой, и его лицо исказилось страданием. Она даже решила, что у него начинается приступ.
— Но это не его вина, видит Бог, он здесь ни при чем. — Генри начал заикаться от сильного волнения. — Я сам виноват в том, что наши отношения стали такими. Я не имел права тогда его обвинять.
— Обвинять?
— Я обвинил его в смерти Лены.
Страх закрался в сердце Холли и уколол противной болезненной дрожью.
Она выглянула в окно. Джима не видно. Он остался во дворе по другую сторону здания. Где он сейчас… что с ним… кто он…
— Но что случилось с Леной? Не пойму, о чем вы говорите, — спросила она, боясь, что уже не нуждается в объяснениях.
— Не могу себе простить того, как я тогда поступил, что подумал. — Генри замолчал и посмотрел на Холли, но она видела, что мысленно он весь в прошлом. — Джим казался таким странным, в нем ничего не осталось от мальчишки, которого я знал раньше. Таким его сделала Атланта.
Холли сразу пришли на ум имена Сэма и Эмили Ньюсомов, чьи жизни Джим спас в хозяйственном магазине Атланты, расстреляв из дробовика грабителя Ринка. Однако Генри явно имел в виду совершенно другой случай, произошедший гораздо раньше.
— Так вы ничего не знаете об Атланте? — спросил он Холли, заметив ее недоумение.
С улицы донесся странный шум, заставивший Холли насторожиться. Она не сразу сообразила, что непонятные звуки напоминают пронзительный клекот птиц, защищающих свои гнезда. Холли подумала, что птицы вьются над крышей и их крики отражаются эхом в дымоходе камина. Ничего страшного. Птичьи голоса постепенно отдалились и затихли Она вернулась к прерванному разговору.
— Вы говорите, Атланта? Боюсь, что мне ничего не известно.
— Ничего удивительного, что он не рассказывал даже вам. Он никогда не станет об этом говорить.
— Что произошло в Атланте?
— Это случилось в маленьком ресторанчике, который назывался «Дворец Утенка Дикси»…
— Боже мой, — прошептала Холли. То самое место, которое она видела во сне.
— Наверное, вам приходилось об этом слышать. — Старик поглядел на нее печальными глазами.
Холли почувствовала, как ее лицо исказилось гримасой горя. В этот миг она думала не о родителях Джима, не о Генри, который их любил, а о Джиме.
— Боже мой… — Она умолкла, не в силах вымолвить ни слова, и слезы застлали ей глаза.
Генри погладил ее по руке, и Холли благодарно сжала его большую ладонь. Некоторое время она сидела молча, пытаясь прийти в себя.
На другом конце комнаты, где смотрели телевизор, то и дело слышался звон колокольчиков и рев медных труб — там вовсю разворачивалась захватывающая телевикторина.
Родители Джима погибли не так, как он рассказывал. Вымышленная автокатастрофа была одним из способов ухода от кошмарной действительности.
Она знала правду. Знала, но отказывалась в нее верить. Последнее сновидение оказалось не предостережением, а еще одним воспоминанием Джима, которое он бессознательно спроецировал на ее мозг. Во сне она превратилась в другого человека: она стала Джимом. Точно так же, как две ночи назад побывала в облике Лены Айренхарт. Окажись у нее под рукой зеркало, она бы узнала в нем не себя, а десятилетнего Джима; точно так же в окне мельницы Холли увидела отражение лица Лены. Страшное зрелище залитого кровью ресторана ожило в памяти с новой силой, а по спине пробежала дрожь.
Она поглядела в окно. Вид пустого двора наполнил ее страхом.
— Они выступали в клубе, — заговорил старик. — А обедать любили в ресторанчике, который запомнился Джиму еще по прошлому приезду в Атланту.
— Кто был убийца? — дрогнувшим голосом спросила Холли.
— Сумасшедший. Представляете, ни за что ни про что умереть из-за какого-то психа!
— Сколько погибло людей?
— Много.
— Сколько, Генри?
— Двадцать четыре.
Холли представила ад, в котором оказался маленький Джим. Представила, как он ползет по развороченным трупам. В воздухе стоит тяжелый запах крови и рвоты. Отовсюду слышатся крики ужаса и предсмертные хрипы. Она услышала сухой треск автоматных очередей:
«Та-та-та-та-та-та…» — и плач молоденькой официантки. Зрелище было невыносимым. Весь ужас существования, вся жестокость человечества воплотились в одном диком кошмаре. Даже взрослому потребовалась бы целая жизнь, чтобы оправиться от страшного потрясения. Для ребенка исцеление вообще могло оказаться невозможным. Единственным способом не потерять рассудок оставался мир фантазий, несовместимый с отвратительной действительностью.
— Джим был единственный, кому удалось спастись, — сказал Генри. — Опоздай полиция на пару секунд — и все. Они успели пристрелить психа в самый последний момент. — Рука старика слегка сжала ладонь Холли. — Джима нашли в углу на теле Джеми, его отца… он был весь в отцовской крови.
Холли вспомнила конец сна: убийца неотвратимо приближается к ней, пиная стулья, отодвигая столы. Она забивается в угол и оказывается прижатой к мертвому мужчине. Сумасшедший подходит ближе, еще ближе, целится ей в лицо. Она не хочет видеть свою смерть и отворачивается…
Холли вспомнила, как проснулась, захлебываясь несуществующей рвотой.
Если бы она успела взглянуть в лицо убитому, она бы узнала отца Джима.
Комната отдыха снова огласилась птичьими криками. Двое стариков подошли к камину, им показалось, что одна из птиц залетела в дымоход и теперь бьется там с пронзительным клекотом.
— В отцовской крови… — тихо повторила Холли. Понятно, что даже спустя много лет гибель родителей остается незатянувшсйся раной на сердце Джима.
Мальчик знал не только то, что лежит на теле убитого отца, но и то, что его мать тоже среди мертвых. В один миг он потерял обоих родителей, остался сиротой.
* * *
Джим сидел на скамейке во дворе приюта. Поблизости никого не было.
Конец августа — обычно время засухи, но день выдался на удивление хмурый. Темное небо нависало над головой, точно перевернутая пепельница. Цветы на клумбах поблекли, утратили живость красок. Дул слабый ветерок, и верхушки деревьев покачивались, словно ежились от холода.
Что-то должно случиться. Какое-то несчастье.
Джим вспомнил, как Холли говорила, что ничего не произойдет, если он сумеет держать себя в руках. Нужно только держать себя в руках — и они в безопасности.
Однако он чувствовал, что беда приближается.