Однако музыка все еще звучала, партию Литы подхватили инструменты, словно показывая, что даже смерть не сможет заставить смолкнуть ее песню. А потом на ее фоне заиграл марш, и горожане набросились на людей Ремизмунда, потерявших мужество после гибели своего предводителя. Враги бежали прочь или умирали.
Потом надолго воцарилась тишина, но кто-то ее нарушил – один из горожан, обычный человек из толпы. Это был резкий, триумфальный крик, к нему присоединились другие голоса, и все зрители, собравшиеся в Роще Свечей, вскочили на ноги и восторженно закричали.
Все, кроме Роберта и Хесперо.
Леоф смотрел на ошеломленных зрителей, а потом повернулся к прайфеку, чей взгляд вполне подошел бы васил-никсу. Леоф коротко поклонился и услышал восторженный рев. Он знал, что наступил величайший момент его жизни – ему никогда не пережить ничего подобного снова, – и ощутил, как его переполняет невыразимая гордость.
Он продолжал испытывать те же чувства и через час, когда – пока он поздравлял своих музыкантов и краснел после поцелуя Ареаны – за ним пришла стража.
Стражники Роберта бесцеремонно протащили Мюриель и Элис сквозь толпу и заставили сесть в карету, которая отвезла их обратно в тюрьму. Но на протяжении всего пути Мюриель слышала, как люди распевают гимн Сабрины. Слезы продолжали литься из ее глаз, а когда стражники освободили ее от кляпа, она присоединила свой голос к остальным.
Той ночью она слушала пение, доносящееся через окна их башни, и понимала, что известный ей мир вновь изменился – но на этот раз к лучшему.
Ей показалось – впервые за долгое, долгое время, – что победа близка.
Этой ночью она заснула. И ей снились сны, однако теперь они вместо ужаса несли радость.
Эспер поморщился, когда лекарь сделал последний стежок на его щеке и завязал узелок.
– Я закончил, – сказал старик. – Обе твои раны были удачными. Плечо обязательно хорошо заживет.
– Не уверен, что раны вообще могут быть удачными, – проворчал Эспер, радуясь тому, что ветер больше не присвистывает сквозь дырку в щеке, когда он говорит.
– Это такие раны, про которые можно сказать: чуть в сторону – и тебе конец, – весело сообщил лекарь. – А теперь я должен помочь и другим.
– А что будет с ней? – Эспер указал на лежавшую неподалеку Лешью.
Она была без сознания, а ее лицо побледнело еще сильнее, чем лицо самого Эспера. Лекарь пожал плечами.
– Я мало знаю о сефри, – ответил он. – Она получила серьезное ранение, и я сделал все, что было в моих силах. Теперь все в руках святых. – Он похлопал Эспера по здоровому плечу. – Тебе нужно отдохнуть, особенно если ты настолько глуп, что собираешься завтра садиться на лошадь.
Эспер кивнул, продолжая смотреть на сефри. Он смутно помнил возвращение в замок, при мысли о нем разум застил кровавый туман. Винна оставалась рядом, помогая ему держаться в седле. Она ушла только совсем недавно, поскольку ее позвала принцесса.
Эспер понимал, что сэр Нейл и вителлианцы тоже серьезно пострадали, но самое страшное ранение получила Лешья. Ее нашли в лесу – пришпиленной к дереву стрелой.
Он оперся руками о колени, с трудом встал и подошел к сефри, чтобы взглянуть на нее в мерцающем свете свечей. Его тень упала ей на лицо, и Лешья вдруг шевельнулась.
– Что?… – простонала она и открыла глаза.
– Лежи спокойно, – велел Эспер. – Тебя ранили. Помнишь?
Она кивнула.
– Мне холодно.
Эспер покосился на пылающий камин. Сам лесничий обливался потом.
– Я думал, ты убежала, – сказал он.
– Да, – пробормотала она, закрывая глаза. – Но я же не могла, правда?
– Не понимаю, почему бы и нет?
– В самом деле? Но… не имеет значения. Я осталась.
– Да. Спасибо тебе.
Она кивнула и вновь открыла глаза. Они засияли, словно два лиловых светильника.
– Завтра я должен ехать в Эслен, – сказал Эспер.
– Конечно, – ответила Лешья. – Я знаю.
– А ты не смей умирать, пока меня здесь не будет, – добавил он.
– Оставь при себе свои приказы, лесничий, – сказала она. – Но побудь со мной до отъезда, ладно?
Эспер кивнул.
– Договорились.
Он уселся на полу рядом с постелью Лешьи и очень скоро заснул. И проснулся только утром, когда его разбудила Винна.
– Пора ехать, – сказала она.
– Да, – отозвался Эспер и посмотрел на Лешью. Она все еще дышала, а ее щеки слегка порозовели. – Да.
Казио капнул воды на губы з'Акатто. Старый фехтовальщик, не просыпаясь, поморщился и попытался сплюнуть ее.
– Что ж, – сказал Казио, – это хороший знак.
– Он должен пить, – сообщил целитель. – Раненый потерял много крови, а кровь сделана из воды.
Лекарь из Хорнлада говорил на вителлианском с забавным акцентом, словно пел.
– Кровь сделана из вина, – возразил з'Акатто, приоткрыв один глаз. – Первое вино, вино святого Фуфионо, вот что течет в наших жилах. А в воде топят детей.
Лекарь улыбнулся.
– Разведенное вино ему не повредит, – сказал он. – Я принесу немного.
– Подожди, – прохрипел з'Акатто. – В какой мы стране?
– Вы в Хорнладе, в Кротении.
З'Акатто поморщился, и его рука упала на одеяло.
– Казио, – сказал он, – тебе ведь известно, что к северу от Теро Галле никогда не производили вина, которое можно было бы пить?
– Однако мы с удовольствием пьем наши вина, – возразил лекарь.
– Пожалуйста, – продолжал з'Акатто, – я не хочу вас оскорбить, но из ваших слов следует лишь, что вы полностью лишены вкуса, по крайней мере развитого. Как я попал в это ужасное место? Последний стаканчик должен напоминать мужчине обо всем хорошем, что было в его жизни, а не отправлять его к лорду Онтро рыдающим.
– Прежде всего, – усмехнулся лекарь, – я должен вас заверить, что вы не умираете.
– В самом деле? – З'Акатто удивленно приподнял брови.
– Да. Вам придется долго пролежать в постели, восстанавливая силы, но я остановил кровотечение, а ваши раны не загноились.
– Иными словами, ты почти полностью состоишь из костей и хрящей, – перебил Казио.
– Если бы у меня не было прямо противоположной уверенности, – продолжал лекарь, – я бы сказал, что стрелявшие в вас люди хотели вас ранить, а не убить. Но поскольку таких великолепных стрелков не бывает, я полагаю, вам следует благодарить святых.