Глаза Стивена широко раскрылись, голова резко повернулась в сторону; затем он вскочил на ноги.
Он не успел преодолеть и ярда, когда земля вздыбилась и в облаке разлетающихся листьев нечто огромное метнулось к нему.
Пальцы Леофа танцевали на красно-черных клавишах инструмента, а перед его внутренним взором сменяли друг друга кошмарные видения: трупы с выжженными глазами, навеки исчезнувший под крыльями ночи город. Темнота стекала по его пальцам на клавиатуру, веселая мелодия, которую он играл, превращалась в реквием. Вконец расстроившись, он потянулся за костылями и с трудом встал, поморщившись от боли в ноге.
Леоф хотел было вернуться в свою комнату, чтобы прилечь, но мысль о маленьком темном помещении вызвала у него дрожь. В музыкальном зале было светло, два высоких окна выходили на улицы города. К тому же здесь имелся прекрасный набор инструментов: помимо клавесина, на котором он играл, лютни и теорбы [2] всех размеров, гобои, блок-флейты, флажолеты и волынки. А также запас бумаги и чернил.
Однако все здесь покрывал тонкий слой пыли, а струнные инструменты никто не настраивал несколько лет. Интересно, сколько времени минуло с тех пор, как двор имел постоянного композитора?
А точнее, намерен ли он нанять такового сейчас?
Когда Леоф узнает о решении королевы?
Артвейр сдержал слово: нашел Леофу жилье в замке и раздобыл разрешение пользоваться музыкальным залом. Кроме того, Леоф получил краткую аудиенцию у короля, который не обратил на него ни малейшего внимания. Королева также присутствовала, красивая и царственная, и по ее подсказке король поблагодарил Леофа за участие в событиях в Бруге. Однако никто из них не упомянул о его будущем. И хотя портной сшил для сочинителя музыки несколько костюмов, а еду регулярно доставляли в комнату, за два десятка прошедших дней о нем больше никто не вспомнил.
Леоф работал, но без особого интереса. Он написал песню маленда, аранжировал ее для оркестра из двенадцати инструментов, а потом – не будучи удовлетворен результатом – для тридцати инструментов. Столь большие оркестры никогда прежде не собирались, но он слышал именно такую музыку.
Леоф еще несколько раз пытался записать неуловимую мелодию холмов, но что-то его останавливало, и он отложил ее в сторону, решив заняться сочинением танцевальной музыки для двора на случай, если удастся получить большой заказ – на свадьбу, например.
И все это время его преследовали мертвецы Бруга – они рыдали, мечтая обрести флос. Он знал, что должен сделать, но его не покидали сомнения. Леоф боялся, что сочинение такой могучей музыки, как эта, уже начавшая формироваться в его душе, может лишить его жизни, высосав все силы.
Поэтому он бродил по залу, изучал старые рукописи, настраивал инструменты, откладывал их в сторону и брался за что-нибудь другое.
Он как раз смотрел на далекие баржи, плывущие по реке Свежесть, когда кто-то приглушенно чихнул. Леоф повернулся посмотреть, кто вошел в зал, но никого не увидел. Дверь была приоткрыта, за ней виднелся пустой коридор.
Волосы у него на затылке встали дыбом, и он медленно обошел зал – неужели ему показалось?
Но нет, звук послышался снова – он доносился из деревянного шкафчика.
Леоф смотрел на источник шума, его страх нарастал. Неужели убийцы из Бруга его нашли? И теперь явились или прислали наемника, чтобы отомстить, опасаясь, что он их выдаст?
Музыкант осторожно взял ближайший предмет, это оказался гобой. Он был тяжелым – и заостренным.
Леоф выглянул в коридор. Как назло, ни одного стражника поблизости не обнаружилось. Он собрался было отправиться на поиски, но в последний момент передумал, взял себя в руки и подошел к шкафчику. Выставив перед собой гобой, он схватился за ручку дверцы и решительно рванул ее на себя.
Широко раскрытые глаза моргнули, из маленького рта вылетело испуганное восклицание. На него смотрел ребенок. Леофа захлестнула волна облегчения.
В шкафу пряталась маленькая девочка, не старше шести или семи лет. На ней было синее атласное платье, длинные каштановые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Голубые глаза бесхитростно смотрели на Леофа.
– Привет, – сказал он после небольшой заминки. – Ты меня напугала. Как тебя зовут?
– Меня зовут Мери… Пожалуйста… – неуверенно ответила девочка.
– А почему бы тебе не вылезти отсюда, Мери, и не рассказать, почему ты прячешься в шкафу?
– Да, пожалуйста, – сказала она и поспешно выскочила из шкафа.
Она немного постояла, а потом сделала несколько осторожных шагов в сторону.
– Теперь я пойду, – сказала она.
– Нет, подожди. Что ты здесь делала?
– Сюда никто не приходил, – ответила девочка. – И я играла с клавесином. Мне нравится, как он звучит. А теперь пришли вы, и я больше не могу играть, но мне нравится вас слушать.
– Знаешь, Мери, ты могла попросить разрешения. Я не стал бы возражать, если бы ты иногда приходила послушать, как я играю.
Она опустила голову.
– Я старались сидеть тихо и не мешать. Так лучше.
– Чепуха. Ты красивая маленькая девочка. Тебе нет причин стесняться.
Она ничего не ответила, но посмотрела на Леофа так, словно он говорил на виттелианском языке.
Он придвинул еще один стул к клавесину.
– Садись сюда. Я тебе что-нибудь сыграю.
Ее глаза широко раскрылись, она нахмурилась, словно не поверила ни единому его слову.
– Правда?
– Правда.
Она уселась на стул, как он велел.
– Какая твоя любимая песня?
Девчушка немного подумала.
– Мне нравится «Вокруг холма и обратно».
– Я ее знаю, – кивнул Леоф. – Когда я был в твоем возрасте, мне она тоже нравилась. Ну-ка, давай посмотрим – кажется, она звучит так?
Он начал наигрывать мелодию одной рукой. Мери улыбнулась.
– Кажется, так, – продолжал музыкант. – Теперь я сыграю ее двумя руками.
Он повел простую басовую мелодию, а когда повторял ее в третий раз, добавил контрапункт.
– Получилось как танец, – заметила девочка.
– Верно, – согласился Леоф. – А теперь послушай еще – сейчас я превращу ее в гимн.
Он оставил басовую партию и перешел на арпеджио.
– Или можно сделать ее печальной…
И мелодия тут же стала жалобной. Девчушка вновь улыбнулась.
– Мне понравилось, как вы это делаете. Как у вас получается делать из одной песни сразу несколько?