Маркграф пришел в себя только тогда, когда заметил четырех следопытов, окруживших его, они отстреливались от наседавшего противника.
— Хватит, черт возьми, прятаться по кустам! — заорал Оглторп. — Лошадь мне и трубите атаку!
Если кто и был с ним не согласен, они промолчали. Оглторпу не было дела, безрассудно он поступает или нет, он генерал, черт возьми, а не уличный драчун, каким был более двадцати лет назад. Он не должен пускать в ход кулаки!
И в следующее мгновение, улюлюкая, как индейцы, они полезли вверх по склону холма. Как в странном сне, из-за кустов поднимались люди и падали, некоторые снова поднимались, но уже раненные. Сидевшие в засаде дожидались, когда колонисты пройдут, выскакивали и стреляли в спину. Оглторп обернулся и увидел, как в Кори Макуильямсе образовалась красная дыра размером с кулак, прямо под серебряной монетой, которую он носил на груди как оберег, — и это была та самая пуля, которая только что пролетела перед самым носом Оглторпа.
До вершины добралось менее половины его отряда. Как и следовало ожидать, первыми там оказались ямакро, не отставали от них и следопыты Парментера. Артиллеристы побросали свои пушки и клинками рубили остатки отряда Оглторпа. Сквозь удушливый дым орудий он увидел, что вершина холма расчищена, и кавалерия противника приготовилась к атаке.
В седлах сидели темнолицые люди, не похожие на индейцев, в чеканных доспехах, вооруженные абордажными саблями.
Оглторпу казалось, он чувствует дыхание коней, готовых сорваться с места. Его крафтпистоль давно истратил все заряды, а сабля больше напоминала палку, нежели острый клинок.
Он явственно осознал — конница противника сейчас сметет их всех. У них за спиной покинула свои укрытия пехота, и они теперь под перекрестным огнем. Он напрасно загубил столько людей.
И вдруг произошло чудо: орудия стихли, и монголы — по рассказам русского царя он догадался, что это были они, — начали падать замертво. Остатки его отряда завопили, радостно и почти в один голос, а противники растерянно, один за другим, падали как подкошенные.
Сквозь дым Оглторп видел, как на холм поднимался еще один отряд. Это были индейцы, по боевой раскраске и татуировкам он их сразу узнал.
Чокто.
* * *
Чудом было то, что они не начали стрелять друг в друга. Уцелевшие солдаты Оглторпа долго стояли, тяжело дыша, истекая кровью, и соображали: это что, новые силы противника, с которыми им предстоит драться? Но чокто уложили артиллеристов и монголов, и тогда Оглторп повернул остатки своего отряда на противника, поднимавшегося у них за спиной по склону холма.
Через полчаса бой закончился, высота была взята.
— Сэр, — к нему, прихрамывая, подошел солдат, — попросите врача перевязать вашу рану.
— Что? — Оглторп посмотрел на свое плечо. Топор содрал кожу, но кровотечения не было: на ране успела образоваться тонкая корочка. — Подождет, — сказал он. — А где Томочичи?
— Он преследует врага.
— А что ты скажешь об этих индейцах?
— Похоже, они наши союзники, сэр.
— Сейчас проверю, — сказал Оглторп, вложил саблю в ножны и направил нового коня на вершину холма.
Из укрытия вышла небольшая группа — несколько солдат в синих грязных камзолах во главе с индейцем-чокто лет тридцати — и приветствовала его. Среди них был высокий стройный парень с огненно-рыжими волосами.
— Halito, — сказал Оглторп, это было одно из немногих слов, что он знал на языке чокто.
— Добрый день, — ответил индеец по-английски.
— Кажется, вы спасли нас в самый тяжелый момент. Я вам за это очень благодарен. Меня зовут Джеймс Эдвард Оглторп, маркграф Азилии, командующий английской армией в Нью-Пэрисе.
— Рады, что помогли вам. Ваш враг — наш враг. Мы ведем с ними бой с того самого дня, как они переправились через Миссисипи.
— До нас дошли слухи, что чокто сдерживают продвижение армии.
— Я рад, что вы нас узнали.
Оглторп устало улыбнулся:
— В течение многих лет я учился распознавать индейцев, живущих на этих территориях. Вы нам помогли, как я сказал. Чем мы можем отплатить вам?
— Большая часть моего отряда останется здесь и продолжит сражаться. Но с нами тяжелораненая француженка. Нам с ней как можно быстрее нужно оказаться в Нью-Пэрисе.
Оглторп задумался: это могло быть хитрой уловкой, эдаким троянским конем.
— Сколько вас? — спросил он.
— Я, раненая дама, двенадцать человек ее свиты и еще одна индианка.
Оглторп кашлянул, он надышался дымом орудий, и кивнул:
— Доставлю вас туда к ночи. Сколько времени вы нам дадите для передышки? Много еще из авангарда противника осталось?
— Думаю, здесь была его большая часть, — ответил чокто. — Но скоро их здесь будет очень много.
— Ваши люди помогут нам перевезти эти пушки на наш редут?
— Конечно, генерал.
— Отлично. Я вам очень признателен, хотя вовсе не люблю обременять людей своими просьбами. Но смею заверить, мы в долгу не останемся.
— Хорошо.
Индеец отдал распоряжения на языке чокто.
— Где ваша раненая?
— В тылу. Если мы отправляемся в путь сейчас, мы принесем ее сюда.
Оглторп колебался лишь мгновение.
— Мы привезем ее. Позвольте спросить, с кем вы намерены встретиться в Нью-Пэрисе?
— С философом Бенджамином Франклином. Раненая тоже философ. Она прибыла из России. У нее для мистера Франклина очень важные сведения.
«А что, если вместо того, чтобы передать сведения, вы хотите убить нашу самую большую надежду?» — с подозрением подумал Оглторп. Надо послать гонца и предупредить Франклина.
* * *
— Возможно, у этого получится, — пробормотал Франклин, глядя на странный прибор, который он смастерил вместе с Василисой и Улером.
На вид прибор был простой и изящный — стеклянный стержень, чуть более шести футов длиной, и клинок, утолщенной частью прикрепленный к железному кубу. Стеклянный стержень дополнялся кристаллической пластинкой, покрытой философской ртутью, и небольшим тимпаном, присоединенным сбоку. Тимпан выполнял роль «уха», которое должно было помогать прибору точно настраиваться на соответствующие ему гармоники.
— Возможно, — повторил Улер. — Но как нам его проверить, если он создан для отталкивания вещества, которого еще не существует?
— Не знаю, — задумчиво произнес Франклин. — Нам остается только доверять этому прибору. Хочу к завтрашнему дню сделать еще пять таких штук и на следующий день еще пять.
— Ты же понимаешь, что это временное решение проблемы, — напомнила Василиса.