Встав на четвереньки, она медленно и осторожно преодолела границы, которые воспитательницы предупреждали ее не пересекать, и очутилась на незнакомом неровном полу пещеры.
Все оказалось проще, чем Энни ожидала. Как будто каждое углубление и искривление находилось именно там, где должно было быть, и после недолгого обследования превращалось в нечто давно знакомое. Это было страшно и одновременно захватывающе. Уж не проходила ли Энни на самом деле путь посвящения? Подобно Гении Отважной и ее героям? Вдруг это новое ощущение отнюдь не было плодом ее воображения, а являлось именно тем, чем ей казалось?
Так или иначе, но с каждым шагом Энни обретала все большую уверенность в себе. Поборов страх, она выпрямилась во весь рост и стала прислушиваться к эху своих шагов, сообщавшему ей о размере пещер, в которых она находилась. Прохлада говорила принцессе о том, что она спустилась на более низкий уровень, а далекий неясный звук предупреждал о близости воды. Он становился все сильнее и сильнее и, в конце концов, превратился в знакомое журчание. Миновав множество пещерных коридоров, то поднимавшихся вверх, то спускавшихся, – некоторые из них были очень узкими, поэтому Энни одолевала их ползком, – девушка наконец увидела свет.
Сумрачный свет.
Но зато настоящий.
Вскоре он стал столь ярким, что начал больно резать глаза. Девушке пришлось остановиться и подождать. Когда солнечные лучи перестали представлять опасность для зрения, Энни направилась к выходу из пещеры и первые несколько минут отдалась ласкам света и ветра и только потом принялась изучать окрестности.
Пещера находилась в холме, густо поросшем можжевельником, лавром и оливковыми деревьями. Энни не без основания заключила, что это часть того самого горного хребта, на котором находился монастырь, однако, оглядевшись, не смогла отыскать глазами вершин башенок, поэтому решила, что очутилась на противоположной стороне холма. Чтобы проверить свое предположение, девушка осторожно направилась к вершине, пока, наконец, ее взгляд не выхватил знакомые строения женского монастыря, от которого ее отделяло весьма значительное расстояние. Удовлетворенная тем, что ей удалось узнать место своего нахождения, Энни вернулась обратно к пещере и начала все тщательно исследовать, пытаясь запомнить ориентиры.
Прилегавший к основанию пещеры плоский участок земли частично порос купами деревьев, меж которыми сквозили травянистые поляны. Энни подумала, что в свое время это место, скорей всего, служило пастбищем для овец, хотя никаких признаков их недавнего обитания не было.
Пройдя еще немного вперед, девушка вновь услышала журчание воды и вскоре, к своему восхищению, обнаружила небольшой пруд, который питался родником. С близлежащих деревьев вспорхнула стая желтых птиц со столь ярким оперением, что Энни не могла удержаться от восторженного восклицания.
Обойдя вокруг пруда, Энни пригубила воду, которая оказалась довольно холодной. Потом огляделась по сторонам и, убедившись, что вокруг никого нет, сняла с себя пропахшее потом платье и бросилась в пруд. После недолгого плавания, доставившего ей немало удовольствия, она легла отдохнуть в небольшой впадинке, погрузив подбородок в воду и смежив веки. Перед глазами поплыли красные пятна, и девушка попыталась забыть обо всем, что с ней случилось в лоне святой Мефитис, равно как о том, что нужно возвращаться назад. Интересно, солгала ли ей дама в маске или нет? Так или иначе, но Энни дала обещание Остре и не могла его нарушить.
Должно быть, она немного вздремнула, потому что, когда очнулась, услышала какой-то странный шум. Встрепенувшись, Энни быстро огляделась, пытаясь обнаружить зверя, который ее разбудил. Мысль о том, что она не имеет никакого понятия о водящихся в этих краях животных, привела девушку в ужас и заставила невольно содрогнуться.
Но на нее таращил черные глаза отнюдь не зверь, а высокий молодой человек в черном камзоле, коричневых рейтузах и широкополой шляпе. Одна его рука покоилась на рукоятке очень длинного тонкого меча. Он улыбнулся, но Энни эта улыбка совсем не понравилась.
Когда брат Спендлав со своей братией скрылись из виду, Стивен повел Ангел в сторону от дороги, ведущей в монастырь. Спендлав получил посвящение святого Мамреса и проходил его так же, как Стивен. Хотя каждого посвященного святые награждали различными дарами, разумно было бы предположить, что у Спендлава обострились все чувства и, скорее всего, он обладал тончайшим слухом.
Как только Стивен перестал улавливать голоса, он вывел молодую кобылицу на параллельную дорогу и, пришпорив ее, галопом помчался по лесу.
Одно дело было ехать на несущейся во всю прыть лошади в седле, а совсем другое – прямо на ее спине. Впившись кулаками в гриву и низко пригнувшись, Стивен изо всех сил сжимал ногами бока Ангел. Благополучно одолев небольшую речку, кобылица вскарабкалась на высокий берег, после чего возобновила свой бег. Стивен молился, чтобы бедное животное не наступило в какую-нибудь прикрытую листьями ямку или нору, но щадить его он не мог себе позволить. Он знал: если Десмонд Спендлав прибудет в монастырь раньше него, Эсперу Белому будет грозить неминуемая гибель.
Проглотив свой страх, он мчался на головокружительной скорости, изо всех сил стараясь не упасть.
Выехав из лесу, Стивен с кобылицей оказались на низинном пастбище, где двое братьев пасли коров. Увидев несущегося всадника, животные бросились врассыпную, а пастухи в изумлении вытаращили глаза. На ровном участке пути кобылица понеслась как ошалелая, пока не приблизилась к холму, где Стивен в последний раз видел Огра.
Жеребец, который до сих пор бродил здесь, встретил их подозрительным взглядом. Прочистив горло, Стивен громко крикнул, пытаясь изобразить голос Эспера: «За мной, Огр!», – и сам удивился тому, как ловко у него это вышло. Ему удалось с невероятной точностью изобразить интонацию и тембр голоса лесничего.
Однако Огр медлил, продолжая топтаться на месте. Тогда Стивен повторил свою команду, и на этот раз конь, резко встряхнув гривой и блеснув холодными глазами, потрусил за кобылицей.
Они стрелой промчались по саду мимо брата Эхана. Тот что-то выкрикнул вдогонку, но Стивен не расслышал слов. Нужно было поскорее добраться до Эспера, поэтому возвращаться он не стал. Брат Эхан остался единственным человеком в монастыре, мнением которого Стивен не пренебрегал. На остальных он мог без зазрения совести махнуть рукой. Лесничий, в том состоянии, в котором находился, не смог бы выжить без посторонней помощи, но, помогая ему, Стивен подвергал себя большой опасности.
Поэтому им нужно было как можно быстрее бежать. И несмотря на то что Стивен испытывал некоторый стыд, он не мог не признать, что покидал монастырь с легким сердцем. Слишком много здесь было темного и порочного, слишком много такого, чего душа не могла принять. Кроме того, королеве Кротении угрожала опасность, и Стивен считал своим долгом ее об этом предупредить.
Он остановил лошадь у самого входа в храм и, спешившись, ринулся внутрь, надеясь, что с Эспером еще ничего не случилось. Лесничий, по-прежнему бледный, лежал с закрытыми глазами на том же месте, где молодой священник его оставил. Когда Стивена отделяло от Эспера не больше пяти шагов, тот резко открыл глаза и сел.