— Десять дней назад, на твой пятнадцатый день рождения. Пятнадцать лет — и пятнадцать животных: два быка и тринадцать коров. Понимаешь?
— Какой он добрый, — тихо прошептала Хизи, у которой закружилась голова.
— Я же тебе говорю, что ты для нас — как дочь, — ответила Кила.
До чего же родители Перкара хотят выдать ее замуж! Хизи задумалась о том, насколько они действительно видят в ней дочь и какие следствия из этого вытекают. Впрочем, прожив больше года среди скотоводов, Хизи, пожалуй, могла в этом не сомневаться.
Перкар еще раз попробовал поднять столб для изгороди, поскользнулся и тяжело сел на землю. Только бы снова не затошнило…
— Вставай и работай, Перкар, — жизнерадостно — и потому весьма зловеще — протянул Нгангата. — Все выйдет потом.
Издали раздался гулкий голос Тзэма:
— Я всегда интересовался, помогал ли тебе твой волшебный меч при похмелье.
— Не знаю, — простонал Перкар, обеими руками держась за голову. — Пока у меня был Харка, я ни разу не напивался. Хотел бы я, чтобы он оказался у меня сейчас, — вдруг помог бы.
— Попробуй лучше это лекарство, — ухмыльнулся Нгангата, поднимаясь на вершину холма. Внизу паслось с полсотни рыжих коров. Тзэм, обходя их, тоже двинулся вверх по склону, чтобы присоединиться к Перкару с Нгангатой.
— Что это? — Перкар подозрительно посмотрел на протянутый ему полукровкой мех.
— Вода, — ответил тот, покусывая стебелек травы. Перкар сделал несколько глотков. Это была холодная чистая родниковая вода, пахнущая дождем и тающими снегами. Перкар не сомневался, что от питья его вырвет, но все же продолжал пить и скоро обнаружил, что действительно чувствует себя лучше.
— Дай и мне, — пропыхтел Тзэм, и Нгангата передал мех в огромные руки великана. — Мы быстро разделаемся с этой изгородью, — продолжал он; язык соплеменников Перкара все еще давался ему с трудом.
— Благодаря вам с Нгангатой, — буркнул Перкар. — От меня сегодня мало пользы. — Он с любопытством взглянул на полукровку. — Надолго ты тут задержишься? — Он поколебался, но все-таки закончил: — Я не думал, что ты вообще сюда вернешься.
Нгангата расправил плечи и стал всматриваться в лес, словно решив, будто там кто-то прячется.
— Ну, должен же я был удостовериться, что ты не вляпался уже в какую-нибудь новую неприятность. Да и нужно проверить, правдивы ли песни.
— Песни?
— Да, — подтвердил Нгангата. — Вот в Моравте, например, поют, что Перкар — герой ростом вдвое выше любого мужчины. Мне хотелось посмотреть, так ли это.
Перкар зажмурился, но от этого голова затрещала еще сильнее, так что он снова приоткрыл веки.
— Не рассказывай мне о таких песнях. Нгангата сел рядом и коснулся его плеча.
— Я не стал бы тебя дразнить, — признался он, — но ты все еще мой должник. И к тому же, мне кажется, есть одна вещь в новых песнях, о которой ты захочешь знать.
— И что же это?
— Изменчивый… Река, которая когда-то была Изменчивым, теперь обрела новое имя.
— Новое имя для обновленной реки, — помимо воли вырвалось у Перкара. Юноша был взволнован. Пять лет назад он пообещал богине потока, что отомстит за нее; несмотря на все препятствия, свое обещание он выполнил, — и даже более того. — И как же ее теперь называют? Улыбка Нгангаты стала шире.
— Ага! Я так и думал, что это ты знать захочешь. — Он потер руки, откинулся на спину и стал смотреть на лениво проплывающие облака. Странные темные глаза подернулись голубой дымкой. — Ну так вот: менги зовут ее «Тудаан» — Весенняя река, потому что она несет новую жизнь. Многие из твоих соплеменников называют ее просто «Итани» — «Струящаяся богиня». Но у нее есть и еще одно имя.
Полукровка умолк на мгновение, словно прислушиваясь к лесной тишине.
— Ну? — недовольно буркнул Перкар.
— Ах… Многие зовут ее Анимираму.
Перкару нечего было сказать на это. Он повернулся и стал смотреть на деревья, окаймляющие долину, туда, где далеко-далеко на севере струились воды реки.
— Простите меня, — через несколько секунд поинтересовался Тзэм, — но я не понимаю, что это значит.
— Это значит «Богиня, которую он любил», — тихо ответил Нгангата.
Перкару не хотелось продолжать этот разговор.
— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал он более резко, чем намеревался. — Долго ли ты пробудешь здесь на этот раз?
Нгангата задумался:
— Сам не знаю. Несколько дней.
Перкар потер виски, не уверенный, что ему стоит обсуждать интересующий его вопрос сейчас, когда он так плохо себя чувствует. Но, с другой стороны, Тзэм и Нгангата оба находились рядом и никого больше поблизости не было.
— Послушай, Нгангата, и ты, Тзэм, тоже. Я думаю, что мне пора предъявить свои права на землю в новых долинах. Мне кажется, время пришло.
— Это хорошо, — кивнул Нгангата. — Ты и так слишком, долго ждал.
Перкар посмотрел на полуальву так внимательно, как только позволяли его налитые кровью глаза.
— Моя мысль такова, — начал он.
— Ох! — перебил его Нгангата. Перкар поморщился.
— Ты послушай. Я хочу, чтобы вы оба отправились со мной.
— Чтобы сделать всю работу, как я понимаю, — пророкотал Тзэм.
— Чтобы разделить со мной землю, — возразил Перкар. — Чтобы каждому досталось по трети моего надела.
Нгангата молча смотрел на него, взвешивая слова друга. Он-то понимал, что предлагает Перкар, даже если до Тзэма это еще не дошло.
— Как такое может быть? — тихо проговорил полукровка. — Наделы отводятся только членам клана. Мы с Тзэмом к клану не принадлежим.
— Я спрашивал об этом хранителя закона, — ответил Перкар, тщательно взвешивая слова. — Отец может вас усыновить. Тогда вы разделите землю со мной как братья. И ваш надел перейдет потом вашим сыновьям.
— Я могу владеть землей? Как это? — переспросил Тзэм; судя по его тону, великан решил, что ослышался. Перкар повторил свое предложение по-нолийски — чтобы быть уверенным: Тзэм все понял.
— У меня не будет сыновей, — глухим от сдерживаемых чувств голосом ответил Тзэм. — Такие, как я, не имеют потомства. Но…
— Это не имеет значения, — ответил Перкар. — Можешь оставить землю кому пожелаешь — она будет твоей.
— Но только после долгой и тяжелой работы, — добавил Нгангата. — Речь идет не о расчищенном пастбище. Перкар, я ведь охотник, следопыт, а не скотовод.
— Еще много лет большую часть провизии нам будет давать охота, пока стада наши не расплодятся, а деревья не будут вырублены. Даже если ты решишь только охотиться в своих угодьях, земля все равно останется твоей.