Гхэ отступил еще дальше, отгоняя окутавший его туман, но это не помогло; тогда он отбросил его своей дарованной Рекой силой. Теперь ему стали видны завязанные в узел душевные нити, мерцающие над мертвым властителем, — такие, как он теперь знал, бывают у призраков. Они были тонкие, иссохшие, и все же теперь, коснувшись его силы, обрели еле заметную жизнь.
«Это гробницы не для тел, — внезапно понял Гхэ, — а для духов».
Преграда, не дающая призракам блуждать или вернуться к их источнику. Если уж бог-Река даровал такую силу ему, то чего только не достиг бы он с помощью тел и душ, специально созданных, чтобы выполнять его волю, с помощью останков императоров? Так вот каков способ, благодаря которому жрецы уверены, что такое никогда не случится! Гнев Реки ощущался как нечто бесконечно далекое, так что Гхэ не впал в ярость, как это случилось с ним в библиотеке. Но увиденное подтвердило его крепнущую уверенность в том, что жрецы противятся богу-Реке, а не служат ему, и что это происходит уже на протяжении очень долгого времени.
Гхэ смотрел на тающий призрак и думал о том, что он мог бы привязать его к себе, как и дух слепого мальчика. Он мог бы использовать знания мертвого императора для достижения своей цели, с его помощью прочесть древние загадочные надписи вокруг. Действительно, может быть, разгадка всех тайн лежит здесь, в окружающих его гробницах. Но сильный инстинкт предостерегал Гхэ: делать этого не следует. Дымная вода так ослабила эти души, что для возвращения памяти хоть одной из них могла потребоваться вся сила Гхэ. Прикосновение призрака говорило о невероятном, ненасытном голоде — что, если он станет господином тела Гхэ? Бегун обычно может определить, как далеко ему удастся добежать, прыгун — как высоко он сумеет прыгнуть, и похожее чувство предупреждало Гхэ, что, поглотив духи древних Благословенных, он может не справиться с ними.
Поэтому Гхэ двинулся дальше, касаясь руками саркофагов, бредя по пояс в воде, которая не намачивала одежды. Здесь все были мертвы: люди, призраки, Река. По пути Гхэ размышлял над тем, что привело его сюда. Понимание, конечно, но понимание чего? Чего на самом деле он ищет? Гхэ надеялся, что разгадка, когда он ее обнаружит, окажется очевидной, что она не скрыта в одной из бесчисленных гробниц. Будь это так, что ему делать — обыскивать каждую?
Может быть, он ищет храмовую библиотеку? Однако Гхэ был уверен, что большинство манускриптов в ней написано древними письменами, которые быстро разобрать он не сможет. Конечно, это смог бы сделать Ган, если отнести ему одну из книг. Но как определить, которую взять? В конце концов, может быть, все-таки придется рискнуть привлечь на помощь одного из мертвых владык.
Но, возможно, он ищет нечто более основополагающее, чем книги. Бог-Река хотел вернуть Хизи, но еще больше хотел он избавиться от связывающих его уз. Есть ли какой-нибудь способ лишить власти храм, сделать его бессильным? Это цель, к которой стоило бы стремиться, если бы только знать, в чем заключается секрет, какую рукоять нужно повернуть. Казалось маловероятным, что такая рукоять существует; скорее воздействие храма определяется всей его структурой — те крохи знаний по архитектуре, которые он получил, готовясь к разговорам с Хизи, подсказывали именно такой вывод. Безусловно, важную роль играет фонтан, огромная струя воды, пронизывающая весь храм и низвергающаяся по его ступенчатым стенам. И еще Обсидиановый кодекс намекал на то, что храм чем-то похож на Шеленг, гору, рождающую Реку. Нет, это все слишком запутано для Гхэ. Однако ему необходимо узнать, что здесь находится.
Может быть, Река найдет ответ, когда Гхэ выберется отсюда и парализующее действие храма прекратится.
Наконец зал мертвых кончился крутыми ступенями, поднимающимися из дымной воды, и Гхэ осторожно начал карабкаться по ним. Теперь он уже слышал рев Реки, а не просто чувствовал ее близость, и наконец увидел мощную струю, когда вышел в огромный зал, залитый неярким сиянием. Как ни слаб был этот свет, стены и высокий потолок отражали его и слепили глаза: каждая поверхность в помещении была из полированного зеркального стекла. Появление Гхэ в зале породило миллион мигающих глаз: в каждой грани возникло его отражение.
Но главным, что отражалось во всех бесчисленных зеркалах, была вода. Сплошная водная колонна вздымалась из пола и уходила в потолок, и Гхэ знал, что она пронизывает все этажи храма, пока не достигнет вершины и не хлынет по четырем его сторонам, подобно тому как текут воды из четырех углов мира. Помимо воли он благоговейно смотрел на это чудо. Струя воды казалась колонной из черного янтаря и серебра; не было ни брызг, ни водяной пыли; каждая капля попадала туда, куда была направлена, — все выше и выше, словно кровь, которую сердце гонит по артерии…
— Кто здесь? — раздался голос, но Гхэ не видел, откуда он исходит. Он напряг мускулы, готовый прыгнуть в любую сторону, но прошла долгая минута, а он по-прежнему никого не видел, хотя снова и снова оглядывал зал. Голос был высокий — голос жреца. Медленно и очень осторожно Гхэ двинулся влево вокруг водной колонны, пока наконец не увидел говорившего. Это был мальчик лет тринадцати, может быть, чуть моложе или чуть старше, облаченный в черную мантию, с обритой головой. В вялой руке он держал золотую цепь, конец которой охватывал какой-то туманный контур, колеблющееся неясное пятно.
— Кто здесь? — повторил жрец. Гхэ поджал губы, размышляя, что предпринять: немедленно нанести удар или повременить и посмотреть, не удастся ли что-нибудь узнать у жреца. Довольно неохотно он решил именно так и поступить: это даст ему возможность преодолеть разделяющее их пространство, и к тому же наверняка здесь таится больше, чем видно на первый взгляд. Гхэ ступал очень осторожно, щупая ногой пол, прежде чем сделать шаг, — его могли ожидать ловушки, он слышал множество рассказов о том, как жрецы охраняют свои сокровища. Создание всяких хитрых устройств было обязанностью джиков, а когда дело доходило до смерти, джики были изобретательны.
— Я никто, — тихо ответил Гхэ. — Всего лишь мышка, пробежавшая в углу. Я не причиню тебе зла.
Мальчик, казалось, нашел его слова забавными и уселся на краю возвышения, на котором стоял. Гхэ видел теперь все более отчетливо, мог разглядеть предметы, лежащие на возвышении: оружие, книги, несколько раскрашенных черепов, ларцы и коробки. Там же находился источник света: кованая лампа, бросающая неяркие ровные лучи, словно рожденные чем-то иным, нежели пламя. Может быть, как и все здесь, это был лишь призрак огня.
— Садись и располагайся поудобнее, — пригласил мальчик. — Нечасто мне доводится с кем-нибудь беседовать, а у тебя, должно быть, есть вопросы, раз уж ты пришел сюда.
— У меня есть вопросы, — согласился Гхэ. — Но мне не хотелось бы обременять ими тебя.
— Беседа совсем мне не в тягость, — возразил жрец, а Гхэ тем временем внимательно присматривался к тому, что лежало, скорчившись, у ног мальчика. Темная фигура озадачила Гхэ, она никак не принимала узнаваемой формы. Выговор жреца был очень архаичен; это был почти незнакомый язык, и Гхэ пришлось напрягаться, чтобы понять его. Он подошел поближе, раз уж его пригласили.