Хизи проснулась на рассвете. Нгангата, ругаясь, седлал своего коня. Тем же были заняты и менги.
— Глупцы! Мне следовало присмотреть за ним. Не надо было… Кто в это время нес дозор?
— Я, — ответил Предсказатель Дождя, стараясь, чтобы его голос не выдал никаких чувств. — Он сказал, что немного вернется назад, чтобы увидеть, когда встанет солнце, далеко ли погоня.
— Ясное дело, — оскалился Нгангата. Хизи села, полная тревоги.
— Что случилось?
— Перкар исчез, — ответил ей Тзэм.
Гхэ ощутил мгновенную боль и почуял запах вытекающей жизни. Озадаченный, он обернулся и увидел, как один из солдат воткнул себе в глаз стрелу и загоняет ее все глубже.
Нет. Не так. В солдата выстрелили, и он, умирая, ухватился за древко. В тот момент, когда Гхэ понял это, еще два солдата яростно заорали: в палубу рядом с ними вонзились стрелы.
Туман скрывал нападающих, но от зрения Гхэ они не укрылись: полдюжины каноэ выстроились поперек Реки выше по течению. Все они быстро приближались к кораблю, на каждом десять — пятнадцать варваров гребли изо всех сил.
Императорские гвардейцы знали свое дело; растерянность длилась недолго. Через несколько секунд два десятка воинов выстроились на носу корабля, заслонившись щитами, ощетинившись мечами и копьями, из-за их спин начали лететь стрелы. Трое солдат зарядили и развернули катапульту. Гхэ как раз гадал, что должен предпринять, когда его более чуткие, чем у человека, уши уловили шум за кормой. Гхэ решительно кинулся назад по крышам кают.
Целый отряд варваров кишел вокруг троих нолийских солдат, обагривших кровью доски палубы. Кроме этих мертвецов, только дикари видели, как Гхэ, оскалив зубы, спрыгнул с крыши. Двое воинов успели выстрелить в него, но стрелы не остановили Гхэ. В то же мгновение он оказался среди врагов, словно пантера в стае собак.
Спокойное путешествие вверх по Реке притупило бдительность солдат. Жители деревень послушно доставляли припасы, когда корабль причаливал к берегу, и чем дальше отряд удалялся от столицы, тем больший интерес к нему выказывали местные власти. Губернатор Вуна устроил для путешественников великолепное пиршество, и хотя Гавиал морщил нос — возможно, провинциальные обычаи казались ему недостаточно изысканными, — Гхэ, как и солдаты, оценил гостеприимство сановника. Это было только накануне. Губернатор предупредил, что племена дехше на восточном берегу проявляют воинственность, но, как понял Гхэ, нападения в основном случались на крепости дальше к югу.
Но вот они перед ним. Гхэ с разгона отшвырнул нескольких противников к борту и врезался в гущу воинов, поражая их своим сверкающим, как сосулька, кинжалом. Он пользовался клинком по двум причинам. Во-первых, солдаты на корабле не знали об его истинной природе, и Гхэ не хотел, чтобы узнали; пусть лучше считают его искусным бойцом — каковым он на самом деле и был. Более же важным было другое: он наслаждался, когда кинжал рассекал плоть, наслаждался изысканной геометрией нападения и защиты, и хотя вытянуть жизни из варваров ему было легче, чем поразить их кинжалом, это доставляло ему больше удовольствия. Бой напомнил ему о той радости, которую он испытывал, учась искусству джика, и с этим воспоминанием к Гхэ пришло смутное понимание того, почему он был верен жрецам: те подарили ему красоту, искусство убивать элегантно.
Конечно, он имел над противниками то несправедливое преимущество, что уже был мертв. Его раны закрывались почти сразу же: так близко от Реки его силы непрерывно пополнялись.
Гхэ резким ударом ноги сломал лодыжку варвару, тут же вонзил кинжал в раскрывшийся в крике рот и развернулся, отражая удар — скорее ради удовольствия, чем из необходимости.
Сбоку блеснул металл, и неожиданно сталь впилась в горло Гхэ. В горло…
Вопль Гхэ перешел в бульканье, голова склонилась на плечо. Вражеский клинок перерубил его шею почти пополам, и Гхэ скорее почувствовал, чем увидел, как враг занес меч для второго удара.
Гхэ задул жизни окруживших его варваров, словно свечи, отчаянно пытаясь поддержать руками голову. Она уже выпрямлялась, он уже чувствовал знакомый странный зуд. Гхэ подавил новый рвущийся наружу крик, и половинки горла соединились; приступ сильной дрожи едва не швырнул его на палубу. Гхэ вновь увидел перед собой лицо белокожего варвара, вызванного Хизи демона, почувствовал, как тот снес ему голову, как его жизнь и воспоминания уносит темный ветер. Привалившись к поручням, Гхэ трясся, как древний старик.
И тут его сердце разорвалось. Скорее рефлекс и тяжесть тела, а не осознанное усилие кинули Гхэ за борт, в глубокие воды. «Ли, вспоминай обо мне с добротой», — успел подумать Гхэ — второй раз за время своих двух жизней.
Ган услышал неожиданные крики, пение стрел. Он аккуратно положил кисточку для письма, подошел к двери каюты и закрыл ее на задвижку. Было ясно: то ли на корабль напали, то ли взбунтовалась команда или солдаты. Ган предположил скорее первое. Хотя Гавиал не пользовался авторитетом среди своих людей — уж очень он был глуп, — никто всерьез не оспаривал его власть. К тому же Квен Шен умело направляла его действия, так что матросы и солдаты оставались довольны. Отборные императорские гвардейцы и вообще-то не были склонны бунтовать, а путешествие к тому же было пока легким и приятным. На удивление приятным.
Так что скорее всего на корабль напали варвары дехше; впрочем, Ган не исключал, что все подстроено губернатором Вуна. Уж очень хитрым становилось лицо любезного сановника, когда он думал, будто за ним никто не наблюдает, и уж слишком интересовал его корабль и цель отправки отряда вверх по Реке. Губернатор наверняка не поверил предложенным ему объяснениям — в изложении Гавиала они звучали совершенно бессмысленно. Что, если правитель заключил союз с варварами в надежде завоевать независимость? Ган достаточно хорошо знал историю Нола — да и других империй, — чтобы понимать: такие вещи случаются, когда государство слабеет, а сейчас именно это происходило с Нолом. А может быть, все проще: губернатор просто занимается пиратством.
Ган услышал скрип открывшейся двери и шаги в проходе. Двигаясь медленно, чтобы случайно не выдать себя шумом, он нагнулся к замочной скважине. Перед ним промелькнул человек, скользнувший из залитого солнцем дворика в тень помещения. Дверь, ведущая на крохотную заднюю палубу, в этот момент широко распахнулась, и на фоне яркого света обрисовался четкий силуэт солдата с луком в руках. Сквозь замочную скважину Ган заметил за дверью еще одну фигуру: человек тяжело привалился к поручням. Гану показалось, что это Йэн, хотя он и не мог быть в этом уверен. Воин поднял лук и спустил тетиву. Йэн — если это был Йэн — свалился за борт.
Лучник сделал шаг вперед и вышел на палубу.
Теперь Ган мог его рассмотреть. Это не был дикарь или наемник губернатора Вуна. Ган узнал одного из императорских солдат: он несколько раз видел его стоящим в дозоре. Старик поежился. Что происходит? Ган решил, что стоит иначе отнестись к возможности мятежа. Он бесшумно отодвинулся от замочной скважины, только теперь заметив, что задерживает дыхание.