Бен все еще чувствовал слабость, во рту пересохло, и хотелось пить, кожа на ощупь стала какая-то тонкая и шероховатая, как бумага.
– Плесни-ка немного пива, – попросил он.
Пиво было плохое, слабое, к тому же кислое, и оставалось его на один большой глоток. Бен смочил язык и губы, ему чуть-чуть полегчало.
– Роб, послушай, то, что я тебе сейчас скажу, может показаться бредом сумасшедшего, но ты все равно должен мне поверить.
– Валяй, выкладывай свой бред сумасшедшего.
– Через неделю от Лондона не останется камня на камне. И все это по моей милости.
Роберт заморгал глазами, но выражение лица его не изменилось.
– Ну, продолжай, – сказал он.
– Я знаю, это похоже на бред, – повторил Бен и начал свой рассказ.
С первой же фразы разрозненные во времени и пространстве события сложились в четкую и ясную картину. Вот точно так же, как яркая вспышка, пришло к нему знание, как настраивать эфирограф. Он рассказал Роберту все: о переписке с неизвестными философами, об их расчетах траекторий движения таинственных небесных тел, их поиске пути изменения этих траекторий. Затем он перешел к зашифрованной записке Ньютона и в заключение поведал о том, как одним махом были разгаданы все тайны и загадки.
– Я дал им ключ, понимаешь, – закончил свой рассказ Бен. – Я помог им устроить эту катастрофу.
Роберт растопырил пальцы и причесал свою взъерошенную шевелюру.
– Ты хочешь, чтобы я поверил, будто французский король призвал с неба комету для того, чтобы она стерла с лица земли Лондон? Иисус Христос и Пресвятая Дева Мария! Я должен в это поверить, после того… а-а… – Он отмахнулся от Бена и его рассказа, как от совершенной безделицы.
– Я понимаю, в это трудно поверить, но только все, что я сказал, – правда! – настаивал Бен.
– Зачем ты мне всю эту ученую белиберду рассказываешь? Иди к своим ученым друзьям! А лучше прямехонько к королю!
– Я рассказал для того, чтобы ты успел уехать из Лондона и спасти свою жизнь.
– И только!
– Нет. Мне нужно было рассказать это человеку, которому я доверяю. Ну, на тот случай, если со мной что-нибудь случится.
– Брось болтать всякую чушь! Случится! – передразнил его Роберт. – Не надо со мной говорить загадками, Бенджамин Франклин. Объясни все по-простому, по-человечески.
– Да не могу я по-простому, я ничего не знаю наверняка. У меня только предположения. Но когда я находился еще в Бостоне, Брейсуэл уже все знал наперед. Он знал, что я получил некую информацию об этом заговоре. Вот только не понимаю, откуда ему стало это известно. Может быть, он сумел вычислить эфирную дорожку моего самописца…
– Ты же говорил, что он начал угрожать тебе еще до того, как ты научился настраивать свой самописец.
– Первый раз он угрожал мне не конкретно, а вообще. Но после того как я отправил послание французским философам, все силы ада восстали против меня. Разве ты не понял? Он вездесущ, этот Брейсуэл. А сейчас и Маклорен, и Василиса… в общем, мы все знаем об этой комете. Но и они знают, что мы знаем.
– Ты хочешь сказать, что среди англичан есть предатель?
– Именно.
– Ага, значит, поэтому вся переписка велась на английском и латинском, несмотря на то, что все философы французы…
– Конечно, им кто-то отсюда, из Англии, помогает. Им нужно было очень точно нацелить комету на Лондон, то есть установить гармоническую связь между кометой и Лондоном.
– Ну а что общество? Как ты его назвал? Философское? Может среди них затесаться этот негодяй?
– Возможно. Но знаешь, Роберт, кажется, я знаю, кто предатель.
Бен влил в себя оставшийся глоток пива и отставил кружку в сторону.
– Я думаю, это сам сэр Исаак Ньютон.
– Сэр Исаак? – Роберт недоверчиво посмотрел на Бена.
– Выслушай меня, – попросил Бен.
– Да я только и делаю, что слушаю тебя, – огрызнулся Роберт.
– Во-первых, у сэра Исаака есть веская причина быть сердитым на Корону…
– При чем здесь Корона, Бен, речь о Лондоне, о миллионе ни в чем не повинных людей!
– Во-вторых, – продолжал Бен, – он, возможно, не в своем уме. Все его ученики считают его сумасшедшим, по этой причине многие прекратили свою работу в Королевском обществе. Напоминаю тебе, общество распустили, и с Ньютоном остались единицы, и то из преданности и уважения к его величию. Я видел его своими собственными глазами и должен признаться, его трудно назвать здравым человеком.
– Ну а в-третьих что? – спросил Роберт.
– В-третьих? Мы сделали модель…
– А вот тут неувязочка. Зачем Ньютону было затевать всю эту суматоху, чтобы потом взять да и предупредить об угрозе своих учеников? А?
– Роберт, да ты сам и ответил на этот вопрос. Он предупредил только тех, кто ему дорог.
– И при этом именно тех, кто может ему помешать и как-нибудь отогнать комету подальше от Земли.
– Роберт, не так просто отогнать комету. Если бы даже мы и владели всеми расчетами, включая французские, то, чтобы найти способ отклонить движение кометы, нам потребовалась бы не неделя, а месяцы напряженной работы. Если бы у нас была готовая формула для изменения траектории движения кометы и все необходимое оборудование, – я сейчас даже и вообразить не могу, каким оно должно быть, это оборудование, – то и тогда мы бы уже ничего не успели сделать! – От возбуждения и отчаяния Бен перешел на истерический крик.
– Все эти твои «если бы да кабы». Человек ничего не может знать наперед, – вразумил его Роберт.
– Может, наверняка я ничего и не знаю, но то, что я предполагаю, очень близко к истинному положению вещей.
– Ты б лучше пошел да проверил все по-научному, а то дерешь тут глотку передо мной.
– Я просто хотел тебя предупредить. Одного друга я бросил умирать. Со вторым не хочу так поступать.
Роберт закрыл лицо руками.
– Как бы мне хотелось оставаться трезвым и рассудительным, – произнес он. – Но, боже правый, я, кажется, начинаю верить в твой безумный бред.
– Теперь ты уедешь из Лондона?
– Неделя, говоришь, осталась?
– Неделя, если, конечно, Ньютон умышленно не ввел нас в заблуждение. Но к тому времени, когда я вернусь, Маклорен астрономическими методами уже все проверит.
– Ну, давай тогда отправимся к нему.
– Что? – Бен оторопело уставился на Роберта.
– Чему тут удивляться? Я не философ, и у меня нет устойчивости в мыслях. Но зато у меня есть устойчивость иного рода, а ты, как я погляжу, падаешь духом, когда тебе угрожает физическая расправа. Тебе все мерещится, что на тебя то Брейсуэл нападает, то какой-то дикий француз, то сам Ньютон. Я знаю, как давать отпор, когда нападают. Уж видно, мне суждено стать твоим защитником.