– Возможно, вы и правы, господин Парментер.
Несколько часов спустя все их опасения подтвердились. Они пытались повернуть на юго-восток, но дорогу им преградила хорошо вооруженная кавалерия противника, которая не входила в состав основной армии, а скорее всего была доставлена сюда воздушными кораблями.
Они обменялись несколькими выстрелами, и армия Оглторпа отступила, сократившись до пятидесяти четырех человек. Кавалерия не стала активно их преследовать, но Оглторп чувствовал, как она медленно, но верно теснит их в определенном направлении.
– Да, мистер Парментер, – сказал Оглторп, – вы были совершенно правы. Противник захлестнул на нашей шее лассо и ведет нас туда, куда ему выгодно.
– И что нам делать в такой ситуации?
– То, что можем. Во время воздушного налета наш эфирограф был разбит, поэтому я хочу, чтобы несколько следопытов отправились к нашим и сообщили, что с нами происходит. Несколько человек с этим заданием справятся.
– Сэр, вы должны пойти с ними.
– Этот вопрос даже не обсуждается, – ответил Оглторп. – Не тратьте понапрасну усилия.
К полудню следующего дня они увидели ловушку, в которую загонял их противник. С холмов они должны были спуститься в саванну, на западе ограниченную рекой, на севере – хотя и низкими, но скалистыми и неприступными горами. У реки их ждали артиллерия и отряд живой силы противника, в небе парили два больших воздушных корабля. Подвешенные к шарам угнетающе-красного цвета, они походили на парусники.
– Нам будет легче повернуть назад и пробиваться сквозь тех, кто нас преследует, чем соваться в эту долину, – прячась деревьями и оценивая обстановку, сказал Парментер. – Как только мы вступим в бой, "красные мундиры" подтянут еще больше сил и перекроют нам все пути или уничтожат нас сверху. Даже если они не будут видеть нас за деревьями, они будут знать дислокацию собственных войск. – Он возвысил голос так, чтобы его слышали все: – У нас есть пути: отступить, рассеяться по лесу или атаковать. Те, кто меня хорошо знает, догадываются, какой путь выбираю я. Но я никого не назову трусом, особенно тех, у кого есть жены и дети, если он поступит иначе. Я – старый холостяк, и меня некому оплакивать, поэтому мне легко сделать выбор.
– Я с вами, сэр, – спокойно сказал Парментер.
– Никто не может сказать, сколько дней ему осталось смотреть на солнце, – сказал Томочичи. – Если этот день будет моим последним днем, значит, так тому и быть.
Оглторп на некоторых лицах видел страх, но не трусость, хотя никто из его солдат не просил снисхождения.
– Келли? Каллахан? Гендерсон?
– Да, сэр, – ответили в один голос солдаты.
– Вы должны преодолеть все преграды и прорваться к нашим в том случае, если с этим заданием не справится разведка.
Оглторп выбрал этих троих еще и потому, что знал: у них очень большие семьи, и, если они погибнут, о них некому будет позаботиться.
– Генерал, – обратился к нему Гендерсон, – я понимаю, вы таким образом пытаетесь дать нам возможность выжить…
– Нет, Гендерсон, я просто отдал приказ, который нужно выполнять.
– Вы можете назвать меня предателем, но моей семье будет больше пользы не от меня, а от моих побед здесь.
– И мы того же мнения придерживаемся, – поддакнул Каллахан.
Оглторп хотел подавить улыбку, но у него это не получилось.
– Хорошо, джентльмены, – сурово произнес он. – Если вы останетесь в живых, я, возможно, прикажу вас повесить за непослушание. А пока проверьте оружие.
Пока солдаты проверяли оружие, он вытащил из-за пояса пистолет Фаренгейта и обнажил шпагу. Рысью они выехали из леса.
Вначале их появление было встречено такой тишиной, что от нее сделалось жутко. Они успели преодолеть около сотни ярдов, прежде чем находившийся в отдалении противник выстроился в ряд, нацелив на них свои ружья.
Оглторп трижды взмахнул шпагой и закричал во все горло:
– Да хранит нас Бог! За Америку!
И бой начался.
– Ты можешь остановить ее! – спросила Креси, глядя на поднимавшуюся за ними машину тьмы.
Распространялся пугающе неестественный запах, и было так душно, что кружилась голова. Воздух вибрировал, как кожа на барабане.
Адриана наморщила лоб.
– Остановить? Нет, не могу. Но дай подумать. Кто ей приказывает гнаться за нами?
– Я тебя не понимаю.
– Это – malakus, с его помощью некто ориентируется в материальном мире. Каким-то образом malakus знает, что должен преследовать наши корабли, кто-то научил его распознавать их, отличать от других материальных объектов – деревьев, домов, всего того, что сделано из дерева.
– Теперь я уловила твою мысль.
– Но машина не отличается особой проницательностью. Что бы она делала, окажись здесь еще какие-нибудь корабли?
– Машина проницательная. Ведь она бросилась в погоню за нами, не за кораблем Меншикова.
– Действительно, – согласилась Адриана. – Она просто одному кораблю предпочла сразу несколько. – Она резко повернулась в сторону рулевой рубки. – Эркюль, прикажи остальным кораблям подойти к нам на максимально близкое расстояние. Я кое-что придумала.
– Я слышал, но не лучше ли нам в таком случае рассеяться?
– Нет. Она от этого слишком растеряется. Я хочу предложить ей простейший выбор и послать ее за Меншиковым, он направился в противоположную от нас сторону. Подтяни наши корабли как можно ближе друг к другу!
Эркюль рьяно взялся за дело, передавая приказ с помощью флага и эфирографа. Корабли начали сближаться, их уже отделяло друг от друга каких-нибудь тридцать ярдов.
– Еще ближе, – сказала Адриана, – чтобы корпуса соприкасались.
– Ветер сильный, это невозможно.
– Посмотри туда, Эркюль, – сказала Адриана, показывая в сторону keres.
Машина двигалась медленно, но двигаться быстрее ей не было нужды, корабли собрались в кучу, и достаточно было подойти к ним на опасно близкое расстояние. И в этот момент корабли должны были рассыпаться в стороны, если уцелеют в огненном дыхании машины тьмы.
– От нее спастись невозможно. Перед такой угрозой все остальное кажется возможным.
Все лицо Эркюля было в капельках пота, словно уже покрылось волдырями от ожога. Когда он вытер пот рукавом, лицо влажно заблестело.
– Как скажешь.
Он начал отдавать приказы.
Корабль сильно тряхнуло. Линней ни за что не держался, поэтому его откинуло к борту и он чуть не вывалился, его успели подхватить и удержать железные руки Креси. Не всем так повезло, как ему. Молодой матрос упал в узкую щель между корпусами двух кораблей, машина тьмы тут же поглотила его, растерев в порошок.