Не останавливаясь, он ринулся в воду, за ним последовало его войско. Падающие в воду пули поднимали фонтанчики, – казалось, рыба играет. Его вдруг охватила неистовая радость, он чувствовал, что Господь Бог на их стороне. Они совершили невозможное: горстка колонистов в неравной схватке одержала верх.
В следующее мгновение его боевой дух еще больше укрепился – раздались выстрелы. Стреляли из леса, но не по ним, а по "красным мундирам".
Когда они переправились и оказались под защитой леса, Оглторп готов был рассмеяться. Да и как было не радоваться? "Красные мундиры" поспешно отступали.
Позже он долго и искренне молился, так велика была его благодарность Богу. И не только за то, что Он даровал им чудо прорваться, но и за то, что из его солдат пятьдесят четыре остались в живых, погибли только пять человек, хотя было очень много раненых, включая Парментера. Унока потерял двоих.
Своими выстрелами из леса их поддерживали ковета, это все, что ему было известно. Томочичи вел с ними переговоры, и похоже, они затянутся надолго.
Оглторп, поблагодарив Бога, считал нужным поблагодарить и остальных.
Мароны разбили отдельный лагерь; они вели себя очень шумно, и найти их в лесу не составило труда. Оглторп подошел ближе и увидел, что негры кольцом сидели вокруг Уноки, который пел на своем родном языке. Остальные что-то выкрикивали, прихлопывали в ладоши, палками выбивали странный ритм. Оглторпу казалось, что он попал в далекую Африку, в джунгли, где родились эти люди.
Оглторп слушал их странную песню, и у него сдавило горло, смешались радость победы и горечь. Негры тосковали по своей родине, как и он тосковал по Англии, несмотря на все уговоры, что их дом теперь здесь, в Америке.
Он стоял, стараясь ничем не выдать своего присутствия, но его заметили.
– Идите сюда, генерал! – пригласил Унока. – Расскажите нам, как вы решились на такую безумную атаку.
– Я пришел не о себе говорить, – сказал Оглторп. – Вы такие славные ребята, я горжусь тем, что вы состоите в моей армии.
Унока кивнул:
– Ты не ожидал, что мы вернемся.
– Мы думали, вас постигла неудача.
– Да уж, неудач было много, а потом мы никак не могли вас догнать. Но все же догнали, а?
– Ну, черти. И я так рад вас видеть, – сказал Оглторп. – Хочу каждому из вас пожать руку.
Утро началось печально. За ночь умерли двое раненых. Ковета поддержали их, потому что были злы на "красных мундиров" и восхищены отвагой колонистов, но они ясно дали понять, что эту войну считают для себя чужой и участвовать в ней не будут. Все, что Томочичи удалось получить от них в ходе долгих переговоров, было несколько проводников. Они хорошо знали местность и должны были вывести их к маркграфству, обойдя все возможные препятствия.
– Да, именно туда мы и должны направиться, – сказал Парментер. – Здесь мы сделали все, что могли, и даже больше.
– Согласен, – сказал Оглторп.
– Я считаю это победой. – Парментер поморщился, пытаясь сесть. Пуля задела два ребра, но, похоже, жизненно важные органы остались невредимыми.
Оглторп подумал о тех, кто уже никогда не узнает об их победе. Он легонько похлопал следопыта по плечу.
– У нас еще много будет побед, подобных этой, – сказал он. – И придет время, когда нам не нужно будет ни от кого защищаться.
– Я знаю, вы правы, сэр. И мы с такой доблестью воюем за это так ведь, сэр?
– Все так, – поддержал его Оглторп. – Все так.
Боль вернула Адриану к реальности, больно было щекам. Она открыла глаза как раз в тот момент, когда Креси размахнулась, чтобы ударить ее снова, но заколебалась.
– Адриана, ты пришла в себя?
– Вероника, зачем ты меня бьешь?
– Ты… ты впала в какое-то состояние.
Адриана только сейчас заметила, что она не на палубе, а у себя в каюте и ее лиф расшнурован. И очень сильно болела голова.
– И сколько это длилось?
– Девять часов.
– И давно ты меня бьешь?
– Все девять часов, время от времени. Раньше ничего такого с тобой не происходило.
– Я согласна с тобой, ничего такого раньше не было, – Адриана потерла лоб. – Мы спаслись от keres?
– Если мы живы, значит, спаслись. Машина тьмы пустилась вдогонку за кораблями Меншикова.
Адриана кивнула, она чувствовала ужасную слабость.
– Надеюсь, Меншиков сумеет ее обмануть.
– И ты это говоришь после всех тех неприятностей, что он тебе причинил?
– Чем дольше keres будет за ним гоняться, тем дальше мы успеем уйти.
– А мы будем двигаться туда, откуда эта тварь прилетела? Может быть, у них там сотня таких машин, мы же этого не знаем.
– Не знаем, – согласилась Адриана. – Вполне возможно, что у них не одна такая машина тьмы, возможно, у них есть кое-что и похуже.
– Если у них есть такие чудовища, то я не понимаю, зачем им вообще армия, – удивилась Креси.
Адриана пожала плечами.
– Этот вопрос я задам Уриэлю, когда он вновь меня посетит. Подозреваю, что в этом отражается разногласие между разными группами malakim и это не имеет никакого отношения к завоеванию территории. По каким-то неизвестным нам причинам одна из групп не желает полностью и навсегда уничтожать человечество. Им больше понравилось бы если бы люди сами друг друга перебили. Keres может уничтожить все на своем пути, но он был послан сюда с единственной целью – уничтожить Новую Москву и нас.
– Но по дороге он оставил след, и мы движемся по его следу в обратном направлении, на восток.
– Понимаешь, мне сказали, что машина тьмы совсем новое изобретение. Возможно, это ее первое испытание. Если бы их использовали еще два года назад, когда армия отправилась в поход, то на континенте уже ничего живого не осталось бы.
– Но зато сейчас они вооружены этими чудовищами, – сказала Креси.
– Да, и поэтому мы должны выяснить, как их можно уничтожить.
– А что, если такого способа вообще не существует!
Адриана мрачно усмехнулась. Она разговаривала со своим сыном. Он был настоящий. Живой. И она снова найдет его. Уж если кто вступил в эту ужасную игру со смертью, то ему уже не страшны никакие машины тьмы.
– Знаешь, Вероника, если жизнь меня чему-то научила, так только тому, что уничтожить можно все, что угодно.
Красные Мокасины вернулся, завершив путешествие по лабиринту памяти. Скальпированный воин стоял напротив и смеялся. Он шутя погрозил Красным Мокасинам пальцем:
– Я видел деревню, которую ты сжег. Ее развалины до сих пор дымятся. Вороны и канюки [54] пируют на трупах воинов, женщин, детей, стариков. Великое дело ты сотворил.